– О парне. Который спас свою любимую девушку ценой собственной жизни. И который навсегда остался в ее сердце. В том самом, которое живет благодаря ему. My heart will go on. Мое сердце продолжает биться.
– Д-давай… Учи!
– Тащи листок бумаги и ручку.
Сейчас будет урок внеклассного английского… пения.
Глава 25
Бред сивой кобылы
– Ерунда! Ахинея! Бред сивой кобылы! – Сан-Саныч явно не напрягается в выборе деликатных оборотов. – Детский лепет дилетанта. Горе от ума твоего, школьник-перестарок. Ненаучная фантастика. Сопли на ладошке.
Это Козет в пух и прах разносит мою версию происхождения снимков с засвеченной фотопленки.
– Эту бухту со стороны Херсонеса в день раз по пятьсот щелкают все кому не лень. Какой смысл, рискуя своей вражьей задницей, грести среди бела дня в центр фарватера? А? С точки зрения топографии? За-чем?
Я пожимаю плечами. Черт его знает. Может, ориентиры какие-нибудь…
– Потом, с чего ты взял, что это именно то место? Здесь на снимках – одна муть!
– Ну… по контуру…
– По хренонтуру! Опять домыслы с соплями? Давай! Покажи мне свой пальчик шаловливый!
Ага! Нашел дурака. Я еще тогда, в безголосом состоянии успел заметить, как ты на него кровожадно пялился.
И, главное, не злится же! Говорит размеренно, спокойным голосом. Гадости, конечно, говорит, но абсолютно без эмоций. Непостижимый человек!
– А вот то, что вышел на Олега, – годится. Сближайся, корешись, прислушивайся и присматривайся. Когда, ты говоришь, у него тренировка?
– Вообще-то я еще не говорил, – замечаю язвительно.
– Когда у него тренировка? – невозмутимо переспрашивает этот чурбан.
Хоть бы один мускул на лице дрогнул!
– Завтра.
Задумчиво меня рассматривает. А! Понятно. Сейчас острить будет. В качестве извинений за хамство и демонстрации доброй воли.
– Красивое у тебя ухо. Дашь поносить?
Я непроизвольно хмыкаю. Ну вот во всем талантлив человек! Во всем… кроме чувства юмора. У Ирины поучился бы, что ли…
– Хоть сейчас могу прицепить, – быстро реагирую я. – Если гарантируешь мне безопасность. На ближайшие полчаса.
Расплывается в широченной улыбке. Глазки – в щелочки, сразу становится похожим на монгольского сэнсэя.
– Не-а!
– Тогда носи свои. Уродливые и некрасивые…
– Ну ладно, – становится серьезным, – в яхт-клубе под нашу контору выделена одна посудина. Это земля Гришко, он за нее отвечает. После обеда увидишь его на яхте «Орион», это… Ты чего?
От изумления мои брови поднялись, наверное, до границы волосяного покрова на голове.
– «Ори-он»?!
– Ну да. А чего тут такого? Ну «Орион». Яхта как яхта. А ты думал, под нашу контору ялик дырявый выделят?
Ничего себе!
Нашли где спрятаться. Самая заметная яхта в акватории! По слухам – трофей с прошлой войны, бывшая собственность Германа Геринга. В городе нет мальчишки, который не заглядывался на это стройное двухмачтовое чудо. Ну и ну!
– Слушай, Козет. А Гришко – он что, в нашей команде?
– Я же говорю тебе: его район. И школа твоя тоже на его земле. Поэтому именно он тебя, уникума, и нашел тогда. Через школьного завуча, агента своего нештатного. Потом передал Пятому – и все. Дальше он не в теме. А по яхт-клубу мы его подключим втемную. Считай – он в твоем распоряжении.
Теперь в улыбке невольно расползаюсь я.
– Тише-тише! Обрадовался. Ты смотри, нашу птичку не обижай.
– Почему это – «птичку»?
– У Гришко позывной – Кочет… Слышишь? Але! Ты сейчас себе рот порвешь. Ну чего, чего ржешь-то?
Просто вспомнились любимые парусиновые туфли грозного чекиста в легкомысленных аквамариновых тонах.
Сан-Санычу я, правда, ничего объяснять не стал.
Политкорректность – она для всех времен!
Настанет время – нахлебаются еще.
Глава 26
Урок английского
С Олегом мы встречаемся на центральной площади и пешком двигаем до яхт-клуба. С Приморского бульвара он виден как на ладошке. По прямой – не больше километра, но нам надо обойти Артиллерийскую бухту. В принципе тоже пустяки.
Сентябрьское солнце жарит по-летнему. Город без рекламной шелухи выглядит молодым и свежим. Будто с него сорвали дешевую и фальшивую обертку, и на общее обозрение предстала по-настоящему драгоценная сердцевина, неповторимая его уникальность и красота. Белоснежные дворцы домов, аккуратные улочки в зелени невысоких деревьев и пышных газонов, скромно одетые люди. И никто никуда не торопится.
Здорово!
Я с интересом рассматриваю Хрустальный мыс. В наше время он зашит бетоном, стиснут новомодными гостинично-ресторанными постройками и засижен тучными пляжниками. Сейчас это – живописное нагромождение скал и камней, на которых гроздьями висят загорающие экстремалы. И какая чистая вода! Действительно хрустальная. Пронизанная лучами солнечного света, она призывно светится бирюзой, аквамарином и… прохладой!
Ужасно хочется искупаться. Но дело есть дело.
По каменистым тропкам мы минуем возвышенность, где года через три начнут строить памятный мемориал – будущий символ города, – проходим мимо площадки со старинными пушками и спускаемся к воротам яхт-клуба.
– Здравствуй, Михалыч! – вежливо здоровается Олег со стариком внушительного вида в тельняшке и старинных матросских клешах. – Это со мной.
Михалыч с напускной подозрительностью сперва рассматривает меня, хмуря кустистые седые брови, затем важно и неторопливо отворяет железную решетку.
– Не возьмут, – ворчливо бурчит он, пропуская нас в свое Нептунье царство. – Салабонист больно. Дальше голяка с машкой
[5] не пустят.
– Да мне по миделю
[6], – не могу я удержаться от демонстрации знакомства с морским жаргоном (работал до армии на севморзаводе имени Серго Орджоникидзе), – хоть машкой по балясинам
[7], хоть голяком по норам
[8]…
