— Мотя, не обращай внимания, просто случай смешной вспомнили. Неси кашу, Юлька с утра не евши.
— Ага, сейчас. Минь, с тобой десятник Лука чего-то поговорить хотел.
* * *
На улице уже стемнело, и рыжая борода десятника Луки светилась в отблесках костра, как глаз светофора. Во внешности лучшего лучника ратнинской сотни отчетливо проявлялись черты предков-викингов: рыжими были не только волосы и борода, но даже брови и ресницы, глаза были светло-голубыми, а сам Лука высок и широк в кости. Своей скандинавской родословной он, похоже, очень гордился и специально ее подчеркивал — волосы носил длинные, до плеч, а длиннющие, опускающиеся до груди усы заплетал в косички.
— А-а, Михайла! — Лука сидел вместе со своим десятком около костра, возле его ног Мишка увидел на снегу три окровавленных болта с поломанными перьями. — Ты поел? А то у нас еще осталось.
— Спасибо, дядька Лука, поел.
«Это ж он из покойников мои болты вытащил. Специально ходил, смотрел. Не зря дед его хвалит — настоящий профессионал».
— А скажи-ка, Михайла, — десятник поднял со снега Мишкины болты, — зачем ты перья из дерева делаешь? Они же ломаются.
— А из чего делать?
— Из кожи не пробовал? Если кожу правильно выделать, ничуть не хуже будут и не сломаются.
— Не думал как-то, — Мишка пожал плечами, — надо будет попробовать, только я кожу выделывать не умею.
— Ничего, другие умеют. Расскажи-ка ты нам… да ты садись, чего стоять-то? Расскажи-ка ты нам, Михайла, как ты из своей игрушки шесть татей в бронях положил?
— Пять. Одного я ножом, Петька помог.
— Да? Это который из вас?
— Тот, что в село приехал.
— А, ну ладно, пускай будет пять. Понимаешь, парень, даже хорошему лучнику положить в бою пять ворогов в доспехе — редкая удача. Не всякая стрела не всякий доспех пробивает, и ворог не стоит и не ждет, когда ты его продырявить соберешься. Он, вражина, наоборот…
«Поехали… Всем хорош мужик: и десятник отличный, и лучный мастер, и умен, но говорливый, как магнитофон. Недаром же кликуха — Говорун. Вообще-то для потомка викингов черта не характерная… Хотя и у них были скальды — песельники-сказочники. Сейчас он мне все расклады стрелкового боя в красках опишет, еще какое-нибудь лирическое отступление сделает, случай поучительный из собственной практики приведет, а потом только я вопрос услышу. Послушать его бывает интересно, а часто и полезно, но только не сегодня. Ночь уже на дворе… почти».
— …А было против вас четырнадцать лесовиков, — продолжал свой монолог Лука. — Засады они делать умеют, из лука белку бьют так, чтобы шкурку не испортить, да еще все в бронях. Как же это ты их?
— Первых двух просто было — почти в упор, — принялся объяснять Мишка. — Потом мы с Петькой…
Слушали внимательно, хотя большинство в девятом десятке и составляли уже матерые, опытные мужики, прошедшие не одну сечу. Мишка даже почувствовал себя кем-то вроде экскурсовода — «Посмотрите направо, посмотрите налево», — когда вслед за его жестами все головы поворачивались туда, куда он указывал. Вроде бы рассказал все, но Лука не успокаивался:
— Так! А теперь поподробнее. Как ты все-таки уложил того лучника, он же тебе поначалу высунуться не дал. Что ты тогда сделал?
— Лежа, из-за саней выстрелил.
— Лежа?
«Ну да, ты же в нашей армии не служил, ползать на брюхе тебя не заставляли, а из лука бьют только стоя или с седла».
— Допустим, это — сани, — Мишка указал на свернутую попону, на которой сидел Лука. — Я за ними спрятался и…
— Погоди! — прервал Мишку Лука. — Какой высоты была поклажа?
«Дотошный, как налоговый инспектор, но так, наверно, и надо».
— Мне по грудь было.
— Ага! Тишка, дай щит. Нет, низко, седло подставь, а на него уже щит. Да, так и держи. Давай дальше, Михайла.
— Я за поклажей спрятался, зарядил самострел…
— Заряжай. Все, как было, показывай. На вот болт, все равно испорченный.
Мишка проделал все манипуляции, потом лег на снег и высунулся из-за импровизированного укрытия.
— Вот так. Он меня, наверно, не заметил.
— Нет! — Лука отрицательно покачал головой. — Такой стрелок все замечает. Но лежачего он опасным не посчитал. Все поняли?
Десяток ответил своему командиру нестройным согласным ворчанием. Мишка понял, что мужикам действительно интересно, и продолжил:
— Ну, я подождал, когда он в другую сторону посмотрит, и стрельнул.
— Вот! — Лука назидательно поднял вверх указательный палец. — Лежишь себе спокойненько, никто на тебя не смотрит, тетива на защелке, держать не нужно, а как случай выпал, раз — и готово! Ну, признавайтесь, перестреляли бы Мишку на месте того лучника? Чего молчите? Правильно, любого бы из вас он положил. И меня бы положил, потому что я в его сторону и глядеть бы не стал: лежит, ну и пусть себе лежит. А потом он из-за тех же саней еще одного стрельнул, и еще одного — на полном скаку, с седла. А кто из вас, Михайла, тому, который вон там лежал, болт в глаз засадил?
«Вообще-то в ногу, а в глаз уже Немой „пересадил“, но это все мелочи».
— Кузьма. Он только один раз выстрелить мог: ему стрела вот сюда попала и к саням пришпилила.
— Вот! Слыхали? — Лука возвысил голос, хотя его и без того слушали внимательно. — Кто-нибудь из вас, к саням пришпиленный, выстрелить может? Да еще так точно! Не можете! Так, а теперь ты, Тишка, повтори то, что ты давеча трепал про детей и игрушки. Ну, я жду!
Тихон, явно смущенный, потупился и невнятно пробормотал:
— Да ладно, дядька Лука…
— Я жду! — Лука снова повысил голос.
— Ну винюсь, глупость ляпнул… Кто ж знал?
— А не знаешь, так не болтай! Наказание тебе будет такое: пойдешь к Михайле Фролычу в ученики и выучишься стрелять из самострела так же, как он — с завязанными глазами, на звук.
— Лука Спиридоныч!
— Я еще не все сказал! Пойдешь к Лавру Корнеичу и выучишься делать самострелы, но не для отроков, а для взрослых, чтобы рукой взводить.
— Дядька Лука, так это ж…
— Молчать, когда я говорю! Когда всему этому выучишься, возьмешь тех косоруких, которые лук освоить никак не могут, и обучишь их самострельному бою. Пора тебе, племяш, десятником становиться! Вот теперь — все. Можешь чирикать.
«Вот куркуль! У него же и так целая мастерская по изготовлению луков — сам, два сына, три племянника, два холопа с женами. Теперь он еще и самострелы клепать наладится, и племянника в десятники пропихивает. Ну силен Лука Говорун! А об авторском праве, Лука Спиридоныч, вы, конечно, и понятия не имеете. Или вид делаете?»
