— Теперь еще одно, — продолжил Пимен. — Опять же сегодня вы все убедились: в селе тесно, тын обветшал, надо расширяться…
Кто-то из ратников перебил:
— Так решили же: после Велесова дня, как с жатвой управимся…
— Слыхали? — Пимен повысил голос. — Даже и сроки назначаем, как язычники! Нет чтобы сказать: после дня поминовения благоверных мучеников Бориса и Глеба! Нас для чего сюда прислали больше ста лет назад? Свет христианской веры во тьму языческую нести! А мы что? Дошло до того, что епископ туровский нас в небрежении упрекает! Так вот, Корней Агеич, — Пимен обернулся к сотнику, — тебя князь над нами снова поставил. С этим не спорим — князю виднее, но что ты со всем этим делать собираешься?
— С чем «с этим»? — голос деда был холоден как лед.
— Повторю еще раз, мне нетрудно, — Пимен обернулся к своим сторонникам, словно ища поддержки, и Мишка понял, что чувствует себя десятник вовсе не так уверенно, как хочет показать. Тем не менее говорить он продолжил вполне бойко. — Ратная сила уменьшается, жилье и крепость наша ветшает, вера православная ослабевает. Так и будет дальше, или ты как-то все это исправлять собираешься? Если собираешься, то как?
— А сам что-нибудь предложить можешь? Или только беды перечислять способен? — дед в точности повторил свой предыдущий вопрос, только слова местами поменял.
— Могу, — Пимен снова оглянулся на свой десяток. — Для пополнения воинской силы — звать воинов со стороны. Для содержания в порядке села — допускать на сход всех мужей, имеющих в селе свое хозяйство, а не только ратников. Для укрепления веры — не селить язычников внутри села, а построить посад за тыном.
— Все? — голос деда по-прежнему был совершенно лишен эмоций.
— Все, Корней Агеич. Если можешь предложить что-то получше — говори, а если не можешь, тогда давай то, что я сказал, сделаем.
— Что скажете, честные мужи сотни ратнинской? — обратился дед ко всем собравшимся.
Шум, постепенно нараставший по мере того, как Пимен излагал свое мнение, грянул в полную силу. Дед спокойно сидел в седле, давая эмоциям выйти наружу в криках и спорах.
«Пимен абсолютно прав, по крайней мере в том, как он перечислил недостатки. Можно подумать, что он сдает зачет по управленческим патологиям.
Во-первых, десинхронизация. Необходимые решения недопустимо запаздывают: либо не принимаются вообще, либо дело затягивается.
Во-вторых, деструктуризация. Всего три полных десятка вместо десяти, как должно было бы быть. Плюс существенная часть мужского населения занимается чем угодно, только не основным делом — несением ратной службы.
В-третьих, дисфункция. Сотня фактически перестала исполнять ту роль, ту функцию, для которой, собственно, и была создана.
Все вместе — дезадаптация — неспособность адекватно реагировать на изменения обстановки и отвечать на вызовы времени.
Все признаки рефлексивного метода управления, когда способ разрешения очередной проблемы придумывается не в соответствии с какой-то концепцией, а „на ходу“, после того, как событие уже произошло.
А вот с предложениями Пимен подкачал. По крайней мере, с двумя из трех. Ратников со стороны не набрать, даже если ратнинцы согласятся нарушить сложившуюся традицию. Хорошие воины все при деле: в княжеских дружинах, в боярских, в бандах, в конце концов, а плохих нам и не надо. Так что для реализации первого предложения просто-напросто нет ресурсов.
Выселение холопов, упорно не желающих креститься, „за периметр“ и вовсе даст результат „с точностью до наоборот“. Это как бы узаконит существование в Ратном двух общин — христианской и языческой. Распространению христианства — выполнению основной функции — это не только не поможет, но и помешает.
А вот с допуском к решению хозяйственных вопросов всех хозяев Пимен, пожалуй, прав. Дискриминация по признаку годности к строевой службе — полная дичь. Тот же Илья куда как умнее и практичнее Пентюха, например.
Интересно, что дед ответит? Это же прямой наезд на него как на сотника: ты власть, ты и решай проблемы, а мы тебя будем критиковать. Любимая позиция дерьмократов.
Но Пимен против деда — сопляк. Во-первых, почти вдвое моложе — тридцати еще нет. Во-вторых, сторонников у него вдвое меньше, чем у деда. Выручать нас Лука тридцать восемь человек привел, а Пимен выступает от имени семнадцати. Неопределившихся меньше десятка, погоды они не делают. В-третьих, Пимен либо трусит, либо поет с чужого голоса, недаром же все время на кого-то оглядывается».
— Ну, наорались? — дед приподнялся в седле. — Молчать! Слушать сотника!
Шум утих быстро, все — люди военные, к дисциплине приучены, да и приказать Корней умел.
— В должность сотника, — дед притронулся рукой к золотой гривне, — я вступил только сегодня. По обычаю, любой недовольный или желающий сам стать сотником может о том сказать, и тогда дело решается поединком. Десятник Пимен потребовал с меня отчета! Десятник! С сотника! Доставай меч, Пимка!
Дед соскочил с коня и обнажил клинок.
«Блин! Как он пеший на протезе-то будет?»
— Корней Агеич, да ты что? — Пимен явно не ожидал такого оборота.
— Доставай меч!
— Да не буду я с тобой…
— Тогда на колени, шапку долой, меч наземь! — не дал Пимену договорить дед. — Винись, паскуда!
— В чем виниться-то? Я только…
«Ну прямо Троцкий: „Ни мира, ни войны, а армию распустить“. Труханул Пимка. Ох, блин!»
Вжик! Дедов меч перерубил на Пимене пояс, и ножны с мечом и кинжалом упали на снег. Удар был настолько точен, что одежда Пимена оказалась нетронутой. Второй удар был тоже хорош — оплеуха плашмя, так, что с головы Пимена слетела шапка, а сам он еле устоял на ногах.
— На колени, крысеныш, убью! — произнесено это было так, что никаких сомнений не оставалось: убьет.
Пимен бухнулся на колени:
— Винюсь, Корней Агеич! Прости, и в мыслях дурного не желал!
— Встать! Коня!
Пимен торопливо вскочил, подхватил дедова коня под уздцы, почтительно придержал стремя.
— Так и держи!
Пимен покорно остался стоять в роли конюха — без шапки, распояской — живое воплощение раскаявшегося злодея. Ухо и левая щека у него медленно начинали багроветь.
— Ну, кто еще забыл, что такое сотник? — дед напоказ поиграл обнаженным клинком. — Выходи, напомню!.. Нету? — меч скрылся в ножнах. — Тогда — о делах.
Дед медленно обвел взглядом присутствующих. Так дирижер «собирает внимание» оркестра или хора, перед тем как первый раз взмахнуть палочкой.
— Первое: новые ратники. Обычай ломать не дам! Чужих брать не будем, у нас и своих достаточно. Не поняли? Объясняю. Я привел из Куньего городища пять семей моей родни. Там шесть парней и молодых мужей, которых можно обучить ратному делу, да еще с десяток мальчишек, которых отдадим вон ему, — дед указал на Михайлу, — в Младшую стражу. Почти у каждого из вас жены или невестки родом из местных селений, значит, там у вас есть родня. Вот там пополнение для сотни искать и станем, заодно и женихов нашим девкам присмотрим. Кхе! — Дед блудливо подмигнул старшим ратникам, имеющим годных для замужества дочерей.
