— Ну это мы еще посмотрим, кто с кого начнет, — дед грозно пошевелил бровями. — Нам местной погани мозги вправлять не впервой. Но Нинея-то при таких делах с нами вообще разговаривать не станет!
— Наоборот, деда.
— Как это?
— Не такие уж мы и худородные, — Мишка решил идти ва-банк. — Во мне, например, четверть крови от Рюриковичей.
— И это прознал, поганец? — дед в растерянности развел руками и глянул на Лавра, словно ища поддержки. Тот в ответ тоже развел руки и пожал плечами, демонстрируя полную непричастность к осведомленности племянника.
— Языки людям даны, чтобы болтать, а уши — чтобы слушать, — пояснил, ничего не объясняя, Мишка. — Однако и без Рюриковичей я — восьмое колено рода десятника Лисовина. Не простого ратника, а того, кто других в бой водил. И неважно, что только десяток. Главное — повелевал и за людей отвечал. И роду нашему два века.
— Ты — восьмое колено, а Нинея — двадцатое, — парировал дед, — а может, и больше!
— Наверняка больше, — не стал спорить Мишка. — Славяне живут здесь десятки веков, кто знает, когда начало складываться боярство? Может, и тысячу лет назад. За одно поколение принято считать двадцать пять лет. Значит, Нинея запросто может быть и из тридцатого, и из сорокового колена.
— Тем более! — победно утвердил дед.
— Вовсе нет, — продолжил дискуссию Мишка. — Нинея, будучи боярыней такого древнего рода, да еще волхвой, прекрасно знает, что род может стать древним, если не выродится и не ослабеет в третьем-четвертом колене. Ну или если не пресечется почему-либо. Вот Данилин род дал четырех сотников, но четвертый сам от сотничества отрекся. Ты же не отрекся, хотя тоже увечен!
— Увечья, внучек, разные бывают!
— Да, но дурного сотника зарезал прадед Агей, а не Данилин дед, и сотню из ничего поднял тоже Агей. И ты сейчас тоже сотню поднимаешь, а Данила только и смог, что свой десяток угробить. Энергетика утрачена напрочь, а у нас сохранилась.
— Что утрачено? Ладно, понял. Ну а род Пимена? Тоже утратил эту…
— Энергетику. Может, утратил, а может, и не имел никогда. Я отцу Михаилу помогал поминальные записи разбирать. Так вот, ни Пимен, ни его родня никогда не заказывали службы на помин души своего родоначальника. Или не помнят, или от женской ветви пошли. Род, который своих пращуров не помнит, и не род вообще.
— Ну, а Бурей? — дед, похоже, увлекся спором. — Что-то он на ослабленного непохож.
— Здесь другое. Скорее всего, генетические отклонения.
— Чего-чего?
— Проклятие богов — «порченая кровь». Потому, наверно, и потомства у него нету.
— Кхе! — Аргументы у деда кончились, а нить спора он, кажется, потерял, поэтому переключил внимание на сына. — Лавруха, да когда ж пиво-то принесут?
— Да должны уже. Сейчас будет, батюшка.
Лавр поколебался и как-то по-детски просительно глянул на Мишку:
— Я вот что спросить хочу. Миша… Это… У меня что ж, тоже проклятие?
— Нет, дядька Лавр, это волхв из Куньего городища заклятие наложил.
— Эх, едрена-матрена! — Дед звонко хлопнул себя ладонью по колену. — Он же сегодня ночью убег! И по следам вышло, что к Нинее. Как развязался-то, я же сам веревки проверял?
— Не развязался он, батюшка, — Лавр досадливо поморщился. — Веревки перерезаны были, я смотрел. Помог ему кто-то.
— Это кто ж у нас такой шустрый завелся?
«Ну, сэр, получите и распишитесь… Кто-то по лестнице топает, наверно, пиво несут, может, отвлекут?»
— Это я, деда.
— Что-о-о?!! Да ты как…
От возмущения у деда даже не нашлось слов.
«Ну да, только что: „Умница! Поди сюда, внучек“, — а теперь…»
— Да как ты посмел?!! Щенок!!! Самым умным себя…
— Деда, пиво принесли!
В дверях действительно застыли, раскрыв рты, Анька-младшая и давешняя девчонка из новой родни.
— Да я тебя в этом же пиве и утоплю!!! Как кутенка!!!
Дед ухватил Мишку за шиворот, словно и вправду собирался утопить в жбане с пивом. Мишка неловко шевельнулся, раненую ногу дернула боль.
— Ой, нога, нога!
— Тьфу, ты ж еще и дырявый! — Дед отпустил Мишку и обернулся к девчонкам. — А вы чего вылупились? Вон отсюда!
Девчонки попятились к двери.
— Пиво оставьте, дуры! На пол ставьте, видите: некуда больше!
Жбан с пивом и поднос с едой брякнулись об пол, и по лестнице застучали торопливые шаги.
— Выпороть тебя снова, что ли? — Наорав на девок, дед, похоже, немного успокоился. — Чего с ногой-то?
— Повязку сдернул, присохшую.
— Снимай штаны, книжник. Лавруха, глянь: что там у него?
— Деда, я же для пользы, в обмен, — начал объяснять Мишка.
— Снимай штаны, говорю. Какой обмен, на что?
— На средство от заклятия, чтобы тетку Татьяну вылечить. И чтобы тебе руки развязать.
— Мне? — не понял дед. — Руки?
— Ну да! Ты ж его на костер ставить не собирался, и отпускать невместно, а так убег и убег. Тебе ничего и делать не надо.
— Благодетель, едрена-матрена…
— Да погоди ты, батя! — Лавр даже позабыл свою обычную робость перед отцом. — Миша, средство-то верное?
— Вернее некуда, — уверенно заявил Мишка. — Только из кузни надо всех выгнать, и чтоб рядом никто не шлялся, а горн оставить горящим. Приведешь тетку Таню туда, и я все, что надо, при тебе сделаю.
— Ты что, колдовать собрался? — встревожился Лавр.
— Наоборот, изгонять колдовство. Святой воды надо будет немного. Есть у тебя, дядька Лавр?
— Есть. Пошли прямо сейчас.
«Ой, я же куклу еще не сделал! Срочно изобретаем причину для отсрочки».
— Нет, надо с утра, чтобы потом весь день в кузне работали и горн как следует выгорел. А золу выгрести и подальше от дома унести, а лучше в полынью спустить, чтобы вода унесла.
— Михайла! Точно знаешь, что делать надо? — Дед, кажется, отнесся к обсуждаемому вопросу очень серьезно.
— Знаю, деда. Конечно, лучше бы, чтобы отец Михаил, но он же болен. Я справлюсь.
— Взгреть бы тебя за самовольство… — Дед вздохнул и прощающее махнул ладонью. — Ладно. Ну что там у него с ногой, Лавруха?
— Ничего страшного, батюшка. Повязку сдернул, но крови почти нет. Значит, завтра с утра?
— Да. Тетке Тане не говори пока, а то ночь спать не будет. С утра объясни, чтобы не пугалась. Ничего страшного не будет, — объяснил Мишка и просительным голосом добавил: — Деда, налей пивка.
