— Мал еще, сбитень пей.
«Блин! Да когда ж я вырасту? Детство золотое, туды его в качель!»
— Лавруха, чего задумался? На-ка вот выпей. Михайла, на чем мы остановились-то?
— На Нинее, деда.
— Ага!.. Кхе! И что?
— Она прекрасно понимает, не может не понимать, что раз мы сохраняем свою энергетику аж в восьмом колене, то наш род вполне может стать, со временем, таким же древним, как ее. А это значит, что мы люди долга и чести.
— Долга и чести… — повторил за Мишкой дед. — Хорошо сказал! Ну и что?
— А то, что либо она будет с нами, либо мы ее убьем. Не по злобе, а потому, что должны так поступить. За нами, без малого, тысяча человек, и мы не можем такую опасность под боком оставлять.
— Так и скажешь? — удивился дед.
— Понадобится — так и скажу, — твердо пообещал Мишка. — Но думаю, она сама все поймет и предложение наше примет. А предложу я ей вовсе и не кланяться нам, потому что это ей действительно невместно. Скажу я так: «Воевода Корней…» — Мишка отхлебнул остывшего сбитня, с завистью глянул на кувшин с пивом и решил мелко нагадить. — Деда, а может, для нее лучше сказать: «Воевода Корзень»?
— Лавруха, гляди-ка, наш пострел везде поспел! — Дед возмущенно хлопнул себя ладонями по коленям. — Все слышал, обо всем знает. Ох, драть тебя, Михайла, не передрать! Ладно, скажешь: «Корзень», но больше никому! Наипаче отцу Михаилу. Понял?
— Понял, не протреплюсь. Значит, скажу так: «Воевода Корзень, принимая на себя заботу о Погорынских землях, ПРИЗНАЕТ за тобой и твоими наследниками право на боярство, а для поддержания боярского достоинства передает тебе во владение десять холопских семей. А для защиты и порядка размещает в твоей веси воинскую школу и базу Младшей стражи».
— Признает… Это хорошо. Вроде как была ты боярыней, боярыней и осталась, а мы к тебе со всем уважением.
— Да, — добавил Мишка. — И не жалует холопские семьи, как другим, а передает, то есть восстанавливает должный порядок. Боярыню кто-то кормить должен, а она — людьми управлять.
— Кхе! Верно говоришь! А что это за база такая?
— Место постоянного пребывания. Вот когда войско Александра Македонского из Индии возвращалось, этот поход назвали «анабазис» — возвращение к месту постоянного пребывания. База, получается, не дом, но то место, где долгое время находишься и куда возвращаешься после дел. Где у тебя припас хранится, мастерские поставлены, откуда помощь получить можно…
— Понятно, понятно. Только на кой нам это?
— Ну мы же привыкли: где живем, там и все остальное. А всегда полезно запасное место иметь. Да и для тех, кто приезжать учиться будет, что из Турова, что из Ратного, воинская школа не дом, но жить они там будут, самое меньшее, год.
— Кхе! Лавруха, чего думаешь про эту… базу?
Лавр минутку помолчал, а потом начал перечислять:
— Жилье, мастерские, припас. Обустроить все это, как малую крепость. В случае чего туда и уйти можно, и отсидеться. И лишних глаз нету, сами себе хозяева. Воинский порядок жизни опять же. Хорошая мысль!
Лавр помолчал еще немного и снова обозначил позицию скептика:
— Мне, правда, вот другое сомнительно. А если Нинея только притворится, что согласна, а сама по-прежнему будет с ЭТИМ хороводиться?
— А это, дядька Лавр, уже дело Младшей стражи, — отозвался Мишка. — Будем стеречь, может, кого из «людей в белом» поймаем. Главное, не селить к ней тех, кто от Иллариона ушел: они на нас злые.
— Остальные тоже не добрые, — пробурчал дед. — Ладно, пусть будет четвертой боярыней. И база тоже пусть будет.
— Ой, деда!
— Чего еще?
— Я только сейчас подумал. А что, если те «люди в белом» должны были беглецов к Нинее привести? Может, дома-то для них и берегли?
— Дошло наконец? — дед расправил намоченные пивом усы. — Я об этом еще там, на дороге, подумал. Помнишь, в санях сидели, разговаривали о том, что Белояр должен был беглецов этим самым «белым» передать. Вот я и подумал: куда их дальше вести собирались? И вспомнил, что у Нинеи весь пустая стоит. Но только не она это. Те «белые» очень уж хорошо воинскому делу обучены. Очень хорошо, я даже и не знаю, где так учат. Понимаете, ребятки, — дед по очереди взглянул на сына и внука, — после того как им до волхва добраться не удалось, их четверо осталось. Одного ты, Михайла, ранил в левую руку, когда лук ему покорежил. Они от нашего стана к дороге побежали. Хотели ее перейти и в лесу скрыться. Там-то, на дороге, их десяток Лехи Рябого и перенял. Так они раненого отпустили, а сами наших задержали. Ненадолго, только чтобы раненый успел на лыжи встать и отбежать чуток. Но втроем! Десяток конных! — дед длинной паузой подчеркнул невероятность события и снова повторил: — Втроем! Десяток конных!
Лавр и Мишка синхронно кивнули, показывая, что разделяют удивление деда, а тот продолжал:
— Леха рассказал, что первым коням чего-то в глаза сыпанули, так что те сразу в сторону шарахнулись, а остальных коней по мордам били. И так ловко крутились, что ни один ратник их мечом достать не мог. А народ-то у Рябого в десятке все бывалый, от них так просто не увернешься. Леха уже хотел спешиваться приказать, но те разом развернулись — и бежать. Так бы и ушли, да Семен успел им вслед клевец метнуть. Ну, одного и зарубил. Дед отхлебнул пива и подвел итог. — Так-то. Втроем десяток ратников остановить. И уйти, когда сами того пожелали. Лесовики так не умеют. Да и наши не смогли бы, пожалуй. Нет, не смогли бы!
«Блин! Прямо ниндзя какие-то. Хотя, что мы знаем про дотатарскую Русь? Тем более про Русь языческую? Вполне может быть, что где-то в лесном святилище готовят что-то вроде „спецназа“, а поскольку главный враг для них княжеские дружины, то и учат противостоять латной коннице».
— Так что, ребятки, не Нинеины это люди, — продолжил дед. — Она баба, и воинов в ее веси не было, одни смерды да охотники. Но если Нинея нужна ЭТОМУ, из-за древности её рода и уважаемого имени, то мог ОН придумать поклониться ей беглецами, чтобы на свою сторону привлечь. Выходит, что теперь мы ЕГО опередим и Нинею на свою сторону перетянем. А вот насчет того, чтобы не селить к ней тех, кто от Иллариона сбежал, ты, Михайла, правильно придумал. Их вообще надо подальше друг от друга разбросать. Ну, часть из них уже разошлась по рукам, а тех, кто нам по жребию достался, боярам раздадим, пусть на свои земли развозят. Нет, это ж надо! — дед всплеснул руками. — Бояр своих завожу! Обос… Кхе! Обалдеть можно!
— Погоди радоваться, деда. Самое сложное впереди. Помнишь, с чего разговор начинался?
— Немудрено и забыть! Такого наслушался. Мозгам впору, как простокваше, свернуться! Лавруха, ты как, не очумел еще от книжной премудрости?
— Да нет, ничего, батюшка, даже интересно.
— Увы мне, убогому да увечному! Из одного премудрость, как понос, хлещет, другому хоть бревном по башке бей — даже не почешется, один я, сирый да ветхий, от скудоумия в тоску впадаю.
