— Тело лечится само, если хватает сил. Мы можем только их добавить, но не лечить. Так?
— Так, — подтвердила Юлька, но было непонятно: то ли Мишка действительно все правильно понял, то ли Юлька его просто успокаивала, как и любого больного. — Давай руки, где там жилка… Как ты тогда назвал?
— Пульс. Пульсация — это когда…
— Не говори ничего, я пойму…
Слияние. Ясность, бодрость, сила — энергия.
«Юленька, я тебя обидел, прости. Мне и так твой голос слышать радостно, не надо со мной, как с больным…»
Все это не словами — чувствами. В ответ: радость, удивление, кажется, испуг, что-то еще, совсем непонятное, но светлое…
Легкость, тепло, сонливость… Откуда-то издалека голос Настены:
— Вот ты и выросла, доченька, уже больше меня умеешь. А он тебя в беде не бросит, теперь я уверена…
Все. Сон.
* * *
Проснулся Мишка, когда уже начало вечереть. Самочувствие было прекрасным, спросонья даже забыл о раненой ноге, но та о себе тут же напомнила, когда Мишка вознамерился вскочить с постели. Оделся и задумался. К Нинее конечно же ехать уже поздно, придется завтра с утра. Хотя с утра не выйдет: утром Лавр заберет Роську смотреть холопские семьи. Может, самому с ним поехать? Пока же надо навестить раненых ребят, тем более что вчера не получилось.
За дверью дожидался Роська.
— Минь, ты как?
— Как огурчик — зелененький и весь в пупырышках.
— Ха-ха-ха!
— Будет ржать, пойдем ребят навестим.
Петр и Артемий жили вместе в одной горнице старого дома. Оба сидели на одной постели, и Артемий, видимо от нечего делать, учил Петра играть на рожке. Вообще-то те кошмарные звуки, которые извлекал Петька из музыкального инструмента, музыкой назвать было нельзя, даже при самом доброжелательном отношении, но, входя в горницу, Мишка услышал реплику: «Вот, уже лучше».
— Здорово, болящие! Как болеется?
— Сам-то тоже не сильно здоровый, на четырех ногах ходишь!
— Спасибо на ласковом слове. И все-таки как самочувствие?
— Да сколько же можно взаперти сидеть? — возмущенно заговорил Петька. — Ну ладно Артюха, у него ребро сломано…
— Не сломано, а треснуто! — тут же запротестовал Артемий.
— …А у меня-то только рука. Ты вон с ногой и то на воле ходишь!
— А что лекарка говорит? — поинтересовался Мишка.
— Какая лекарка? К нам Мотька заходит, а он только и повторяет то, что лекарка сказала: Артюхе повязку снимать через неделю, мне на улицу не выходить, только по дому и то немного.
— Ну вот и займитесь делом.
— Каким делом?
— Дел много. Получается, что в Младшей страже у нас будет десятка три, а может, и больше. Так что быть тебе, Петр, десятником. Сначала займешься ребятами из нашей новой родни, дед сказал, что там есть десять подходящих парней. Потом, когда Демка поправится, сдашь десяток ему, а сам возьмешь ребят, которых привезет твой отец. К тому времени ты должен уже научиться командовать. Это — первое. Есть и второе. Ребят надо будет учить грамоте, я один не справлюсь. Будешь мне помогать — возьмешь на себя чтение и письмо, а я — счет… Ну и прочее образование. Подумай, из чего сделать аспидные доски, спроси у матери, где взять мел, вообще продумай весь учебный процесс.
— Учебный… что? — не понял Петька.
— Ну как учить будешь, что для этого надо и прочее. А для практики начинай учить грамоте Артемия.
— Да я же не учил никого никогда, — попытался возражать Петр, но Мишка решительно отрезал:
— Справишься, не дурак.
— Ладно, — как-то подозрительно легко согласился Петька и тут же перевел разговор на другое. — А ребята где? Познакомиться бы.
— С такой-то рожей?
Внешний вид у Петьки был ничуть не лучше его музыки: переносица распухла, под обоими глазами синяки, на лбу диагональная ссадина, белок одного глаза заплыл красным, правая рука до локтя в лубке.
— Так я же не свататься, при чем тут рожа? — в общем-то резонно возразил Петька.
— Ладно, попроси Кузьку, он их к тебе приведет.
— А чего не Роська? — Петр повелительно махнул рукой. — Ну-ка сбегай!
— Отставить! — Мишка сначала рявкнул команду, а потом уже задумался, как ее объяснять. Обращение с Роськой, как с холопом, взъярило его так, что он даже сам удивился. С трудом сдержавшись, Мишка объяснил: — Ростислав — такой же десятник, как и ты, приказывать ты ему не можешь!
— Подумаешь… — Петька скорчил пренебрежительную мину.
— Извинись.
— Чего извиняться-то? Перед…
— Десятник Младшей стражи Петр! — Мишка почувствовал, как от ярости у него начинает дрожать голос. — Приказываю извиниться перед десятником Ростиславом!
— Ладно…
— Слушаюсь, господин старшина! — поправил Мишка. Голос, оказывается, не дрожал, а пытался обратиться в рычание.
— Слушаюсь, господин старшина, — недовольно повторил Петька.
— Ну!
— Извини, Роська, погорячился.
— Бог прос…
Роська вдруг хлюпнул носом, глаза его явственно увлажнились.
— Роська, ты чего? — Мишка, чуть не выронив костыль, подтолкнул крестника к дверям. — А ну-ка пошел в сени!
Вытолкав всхлипывающего Роську за дверь, Мишка погнал, подталкивая костылем в спину, подальше от горницы, чтобы там не слышно было их разговора.
— Ну, в чем дело?
— Он — хозяйский сын… А ты… А я… Извиня-а-а…
Мишка утвердился на одном костыле, высвободил правую руку и закатил Роське пощечину.
— Я тебе приказал забыть! Забыть раз и навсегда. Каждый раз, когда замечу, что ты опять вспоминаешь, будешь получать так же, как сейчас! А если увижу, что забыть не можешь, выгоню к чертовой матери! Понял?
— П-понял. А как же…
— Будем учить вас драться без оружия. Для практики будете все время драться между собой. Даю тебе сроку до лета и приказываю: ты должен побить Петьку, побить крепко, чтобы встать не мог. И запомни: ты не Петьку бить будешь, а рабство свое. Это оно будет валяться у тебя под ногами с разбитой мордой. Наизнанку вывернись, сдохни, но победа твоя должна быть такой, чтобы он начал тебя бояться. Чтобы и в голову не пришло с тобой так разговаривать, как только что. Понял?
— Минь, он старше и сильнее.
— Старше, старше. Двух взрослых мужиков у меня на глазах ухайдакал и что-то там про старшинство гундосишь. А что сильнее, так стань сильнее его! Как это сделать — научим, а дальше все будет зависеть от тебя. Срок — до лета!
