Стоя на качающейся палубе «Святого Фомы», Джеффри Чосер оживлял в памяти образ Анри де Гюйака. Его гасконский пленитель не обладал красотой и статностью. Невысокий, смуглый, он напоминал Чосеру чернорабочих, которые разгружали бочки с вином на причале Темзы неподалеку от его родного дома. Удобнее всего Гюйак чувствовал себя в седле. Его страстью была охота. Решительный и гордый, он был особенно чувствителен в вопросах собственной чести и чести своего рода.
А еще была Розамунда де Гюйак…
Но в тот момент Чосеру было о чем думать, кроме Розамунды. Корабль так качнуло, что Джеффри еле устоял и тут же вернулся в настоящее. «Святой Фома», неповоротливый, как доска, глухо хлюпал о волны. Алан Одли и Нед Кэтон куда-то подевались, хотя большая часть пассажиров по-прежнему оставалась на палубе. Паломники увлеченно беседовали с торговцем, монах все так же читал свою книгу, шлюхи, преодолевая озноб, подставляли ветру свои посиневшие плечи. Солдаты улеглись прямо на палубных досках и пытались заснуть. Франция из тонкой полоски на горизонте стала превращаться в изрезанный берег.
К Чосеру вернулось знакомое ощущение, что их преследуют, не покидавшее его в течение последних дней. Слабое, как смутная боль, появляющееся только тогда, когда ничего не отвлекает. Но он стряхнул с себя наваждение и устремил взор к растущей береговой линии.
* * *
С другой стороны палубы человек в монашеском облачении пристально наблюдал за Джеффри Чосером, который в очередной раз принялся рассматривать попутчиков. Наблюдатель неотступно следил. Быть может, слишком неотступно? Тем ранним утром не слишком ли пристально он высматривал из зарослей на пригорке Чосера и спутников? Люди ведь чувствуют, что на них смотрят. Однако на лице Чосера нельзя было прочесть ни подозрений, ни беспокойства.
Испугавшись, что сам может стать предметом наблюдения, человек натянул поглубже капюшон. Он не мо позволить себе показаться с неприкрытой головой, ведь у него не было тонзуры. Последовало бы немедленное разоблачение, что он не человек духовного звания. Несмотря ни на что, трюк с переодеванием себя оправдывал, ряса оберегает не хуже, чем железные доспехи, когда защититься от нежелательного внимания. Словоохотливый торговец попробовал было вступить с ним в разговор, но незнакомцу достаточно было просто улыбнуться, оскалив свои зубы, чтобы потом спокойно вернуться к чтению. Этот небольшой томик он обнаружил в кармане рясы и сейчас делал вид, что погружен в чтение будто это был молитвенник или требник. Как и фальшивая грамота с печатью, книга была на латыни. Быть может, она вообще не церковная, может, в ней похабные стишки. Он слыхивал истории про монахов — любителей таких штучек. Мысль его позабавила, однако он старался удерживать глазами страницу и лишь время от времени отвлекался и смотрел, как крутые волны, не ведая усталости, разбиваются о нос «Святого Фомы».
Само Провидение привело монаха из Дома Божьего в рощицу, где притаился незнакомец. Это случилось тотчас после того, как из внутреннего дворика приюта донесся крик, — слов он не расслышал, но предположил, что они нашли тело Питера, — а Джеффри Чосер с молодыми спутниками направился в гавань, которая лежала всего в нескольких сотнях шагов. Незнакомцу следовало бы не упускать их из виду, но он не мог позволить себе сей же час оставить укрытие — вдруг господин Чосер обернется и заметит его. Вот почему заплутавшего монаха он принял за чудесный подарок свыше.
Монах, правда, об этом не догадывался. Что ему понадобилось в кустах? Бог ведает. Может, забрел по малой нужде или, как выражаются эти богомольцы, напитать почву?
— Брат Джеймс? — обратился к монаху наполовину выступивший из тени деревьев незнакомец. План созрел в его голове прежде, чем он узнал в монахе одного из братии. Лучшие планы, подобные этому, появлялись из ниоткуда в уже готовом виде.
Монах только начал справлять нужду. Он искоса посмотрел на вопрошающего. Солнце светило ему в лицо.
— Брат Джеймс, говорите? Нет, я — брат Губерт.
— Не важно, кто вы, — возразил незнакомец, — мне срочно нужно переговорить с братом Джеймсом или братом Стивеном.
— Я не понимаю, — откликнулся монах, назвавшийся Губертом, и поднял руку, чтобы прикрыть глаза от прямого света. Капюшон упал назад. На макушке обнажилась свежевыбритая тонзура. Лицо молодое, и роста они одного.
— У вас есть паренек по имени Питер, он работает на конюшне, так?
— Д-думаю, да. А что случилось?
Значит, не знает о смерти Питера. Это кстати.
— С ним случилось ужасное, — сообщил монаху незнакомец. — Сходите туда и убедитесь. — И, оглянувшись, — не следит ли кто, схватил монаха и затащил в заросли.
То ли оттого, что монаха застигли врасплох, то ли оттого, что его успокоили названные имена братьев из приюта, только брат Губерт безропотно позволил увлечь себя в сырую прохладу под деревьями. Он смотрел под ноги, еще не привыкнув к сумраку.
— У-ужасное, — внушительно повторил незнакомец с какой-то странной улыбкой. — Бедный Питер.
— Где?
— Не здесь, там.
Левой рукой он указал в сторону, откуда сквозь ветви и молодую листву прорывалось раннее солнце. И, дождавшись, пока брат Губерт поднимет глаза и смотрит туда, продолжи:
— Вы, конечно, видите его?
— Питера?
— Ну да.
— На том дереве?
— Нет, на небесах. У вас будет случай убедиться лично, — твердо заверил незнакомец и, размахнувшись, ребром правой ладони нанес удар по обнажившемуся горлу монаха.
И через пару минут покинул рощицу. По привычке он путешествовал налегке. Так было удобнее: если надо, всегда можно было позаимствовать чужой наряд или выступить под чужой личиной. Привычным проворным шагом — он не стал подделываться под манеру Губерта, разве что надвинул на глаза капюшон, как делали монахи, — он бросился догонять преследуемых. Вскоре он увидел Чосера с товарищами. Если бы господин Чосер был начеку, то оглянулся бы не раздумывая, но увидел бы лишь одного из святой братии приюта, также следующего в сторону гавани. Ничего, до сумерек он побудет Губертом, братом Губертом. Даже обидно, что Чосер даже не оглянулся.
Он проследил, как трое спутников поднялись на борт «Святого Фомы» — хотя ранее ему показалось, что они собирались плыть на другом корабле, — потом взошел сам, на минуту опередив толпу паломников. Ему пришлось пройти по шаткому трапу перед самым носом преследуемых. Быстро заплатив положенные деньги, незнакомец поспешил занять место на носу корабля, пока договаривался с другими пассажирами. Книга в кармане рясы Губерта оказалась как нельзя кстати. Под этим благовидным предлогом можно устраниться от любопытных, а заодно и развлечь себя на время плавания. Правая рука пульсировала, ведь прошло совсем немного времени, как он нанес смертельный удар брату Губерту, а еще раньше — Питеру, конюху. Однако к настоящему времени новоиспеченный Губерт почти забыл об этих смертях. Его ум был поглощен другим, пока он делал вид, что читает молитвы или смотрит на накатывающие волны.
