Пока они шли вдоль берега на попутном ветре, однообразие морской тишины прерывали малопонятные выкрики матросов, обращенные к юнгам, которые выполняли на корабле большую часть работы: «Тяни в булинь!», «Тащи!», «Береги парус!» — и прочие в том же: духе. Но после того, как они обошли мыс Де-ла-Гаг, погода резко изменилась, — они вышли в опасные воды, в настоящее открытое море, полное скал и небольших островков. Но даже такие клочки суши были обнадеживающими знаками. Для Чосера с товарищами открытое море — для них оно началось, когда они потеряли из вида сушу, — было лишь безбрежным водным пространством, где глазу не за что было зацепиться. На «Аурелиусе» закончилась пресная вода, и небольшой флотилии пришлось стать на якорь у острова, где было множество родников. Джек Дарт сказал, что их счастье идти в хорошо защищенном конвое, а то жители соседнего острова Сарк имеют привычку охотиться на беззащитные суда. Причем на этот раз он не преувеличивал. Насколько можно было различить сквозь пелену дождливой мороси, в нескольких сотнях ярдов разделявшей их водной поверхности на скалистом гранитном берегу стояли люди и внимательно наблюдали за кораблями.
В конце концов Джеффри Чосер нашел-таки для себя достойное занятие — рассказывать товарищам историю. Дело было так: Нед Кэтон попросил одолжить ему книжицу Боэция. Чосеру страшно не хотелось расставаться со своим сокровищем, он боялся даже думать, что книга окажется в чужих руках. И попытался отказать, сославшись на неразборчивый почерк.
— Я и сам-то порой не могу разобрать написанное, — сказал он, оправдываясь и при этом указывая на свои каракули. — И вообще, с чего это тебе захотелось читать, Нед? Надеешься утешиться философией?
— Нед искал что-нибудь попроще, — ответил за него Алан Одли.
— Тогда это вряд ли ему подойдет, — сказал Чосер с облегчением, пряча книжицу подальше от глаз.
— Хорошо бы какую-нибудь историю или повесть, — продолжал Алан, — можно про любовь, можно непристойную. В общем, что-нибудь, что помогло бы скоротать это утомительное плавание.
— Историю… ну, если хотите историю, то за этим не станет…
Именно этого им было и нужно. Разве он не поэт, не сочинитель? Ветер усиливался, бурное море раскачивало корабль все ощутимее, небеса затягивало свинцовой мглой. На суше это время года, может, и называлось летом, но не на море. Джеффри Чосер нещадно напрягал свой ум, силясь выдумать что-нибудь, и вот…
— Жил некогда один молодой человек… нет, девушка. Ее дом стоял на берегу моря, вон там, — начал Чосер, свое повествование. Со словами «вон там» он махнул рукой в направлении побережья Бретани, которая едва вырисовывалась с левого борта вдали низкой черной полоской. — И звали ее… скажем, Дориген.
— Как корабль? — удивился Алан и большим пальцем, не глядя, через плечо показал на судно, следовавшее за ними в кильватере.
— Да, это хорошее имя как для девушки, так и для корабля. Пожалуй, для девушки даже более подходящее. Остальные персонажи моей истории также будут носить имена, как у кораблей. Дориген была леди и недавно вышла замуж. Мужчиной, завоевавшим ее сердце, был рыцарь по имени… Арверагус, как и судно, на котором мы плывем.
— Естественно, — вставил Нед Кэтон.
— Арверагусу стоило немалых подвигов завоевать ее руку и сердце, поскольку он считал ее сложной натурой и к тому же надменной. Она же просто-напросто вела себя так, как подобало благородной девушке в то время. Все изменилось после женитьбы.
— В худшую сторону? — предположил Нед.
— Так происходит всегда, Джеффри, разве нет? — добавил к его словам Алан.
— В этой истории положение изменилось в лучшую сторону, а не наоборот. Они на самом деле любили друг друга, Арверагус и Дориген. А когда венчались, пообещали друг другу…
В этот момент повествование Чосера прервал крик вахтенного матроса. Впереди по курсу показались корабли. Они шли чуть ближе к берегу. Половина парусов была убрана ввиду портившейся погоды. Теперь их безопасности угрожала не только погода, но и незнакомые корабли. Все, кто в тот момент находился на палубе, включая Одли и Кэтона, столпились у борта или поднялись на бак, надеясь разглядеть их получше. Лучники уповали на то, что это французы, тогда как капитан Дарт хмуро помянул пиратов. Но когда они сблизились, выяснилось, что это конвой, шедший из Аквитании и состоявший из торговых и военных судов. Матросы и пассажиры громко приветствовали друг друга, но порывы ветра уносили звуки прочь.
«Арверагус», «Дориген» и «Аурелиус» шли своим курсом, с трудом вспахивая своими носами черные валы неутомимо накатывавшихся с запада волн. Штормовое море то бросало корабли вниз, откуда были видны лишь гребни водяных валов, то подкидывал вверх, и тогда на фоне серо-желтого неба можно было четко разглядеть корабельную оснастку. «Арверагус» шел с постоянным креном, палубу то и дело окатывало беспощадными водяными брызгами. И все равно Чосер предпочел остаться снаружи, пока хватит терпения. Чья-то рука легла ему на плечо. Алан Одли. Его черные локоны намокли и уныло висели вдоль щек.
— Что дальше, Джеффри?
— Нам не дано изменить будущее, Алан. Мы можем только молиться.
— Я имел в виду вашу историю.
— А, историю, — вспомнил наконец Чосер. — Я ее закончу, как только будет более подходящий момент.
— Она со счастливым концом?
Чосеру почему-то почудилось, что его вопрос относился не только к этой выдуманной истории.
— Ты уже думаешь о конце, но она только началась.
Джеффри постарался придать голосу больше уверенности, хотя исход этой истории для него самого оставался туманен. Следующие день и ночь выдались самыми худшими за все время морского путешествия. Их флотилия продвигалась вперед с большим трудом насколько позволяло бурное море. Любой, кто рискнул бы остаться на палубе, набил бы себе синяки и промок насквозь, к тому же существовала реальная опасность быть смытым за борт особо неистовой волной. Даже бомбардиры были вынуждены потеснее устроиться на баке рядом с лучниками. На то, чтобы препираться, ни у тех, ни у других не было сил. Их тошнило, и вместо слов оттуда доносились лишь жалобные стоны. Укутанные в чехлы бомбарды, пустой стол — всю провизию убрали подальше для сохранности, — палубный беспорядок из веревок и ведер — все это казалось таким хрупким на фоне рваных грозных облаков и бушующего моря.
Преимущества каюты также были сомнительны. Что за радость болтаться в койке в тесном зловонном помещении, слушать чужой кашель и стоны и блевать при каждом приступе морской болезни? Ад — ну в крайнем случае чистилище. Чосер пробовал утешиться Боэцием и его философией, но в данной обстановке книга не помогла. А чего ты хотел, рассуждал он про себя, даже самая высокая философия не может облегчить зубной боли.
Наконец буря улеглась, и несколько дней кряду они наслаждались ровной гладью моря и благоприятным попутным ветром. Капитан Дарт, вопреки всему в самое ненастье сохранявший бодрость духа и веселое настроение, вернулся в свою обычную угрюмость. Слева от них проплывали уже другие берега. Нормандия, Пикардия и Бретань, очертания которых они видели на протяжении последних дней, находились в руках англичан или оспаривались Англией и Францией. Теперь же они шли вдоль побережья самой Франции, вражеской территории. Вскоре они миновали устье Жиронды, церковь Нотр-Дам-де-ла-Фэн-де-Тэр, где обычно сходили на берег паломники, направлявшиеся в Компостелу,
[31] и возносили хвалы Господу за то, что добрались живыми и здоровыми. Маленькая флотилия миновала это святое место без остановки, правда, когда они проплывали мимо церкви, большая часть находившихся на борту вознесла благодарственные молитвы святому Иакову за его покровительство в долгом плавании.
