— Ну, кто первый? — спросил Кадо.
Никто из англичан не вызвался первым. Кадо что-то пробормотал себе под нос, развернулся и полез в нишу бойницы. Лежа на животе, он первым делом просунул в щель ноги — выходило неуклюже, поскольку пол ниши имел уклон вверх. Одли с Чосером решили ему помочь и стали подталкивать за плечи и руки. Своим телом Кадо закрыл свет. Сосредоточенное лицо гасконца выражало непоколебимость. Когда его ноги коснулись краев бойницы, он тяжело выдохнул не то от смятения, не то от удовлетворения. Зацепившись одной рукой за каменную кладку, другой схватив веревку, он наполовину вылез из бойницы. Но только наполовину. Тогда он сжал веревку обеими руками и оттолкнулся. В проеме бойницы теперь торчали голова и плечи.
— Держитесь крепче, и Бог вам в помощь! — крикнул Джеффри.
Кадо пробормотал нечто нечленораздельное и исчез из вида. Веревка слегка дернулась. Остальные сосредоточенно молчали в тревоге ожидания. Ждали, когда же веревка прекратит разматываться и замрет, натянувшись. Ждали крика и глухого удара тела, достигшего земли. В конце концов веревка действительно натянулась, но никаких звуков не последовало. Лишь шепот ветра в башне. Алан Одли лениво подергал за веревку и пожал плечами:
— Трудно сказать, есть ли еще на том конце кто-нибудь.
Он хотел казаться беззаботным, но легкая дрожь в голосе выдавала тревогу. Джеффри подполз к бойнице и глянул вниз. В лицо, успевшее привыкнуть к промозглому сумраку башенного помещения, ударил горячий воздух. Солнце слепило, и поначалу он ничего не видел. Но затем он распознал махавшую ему рукой маленькую фигурку внизу под башней. Мгновение он колебался, так как не сразу понял, кто это. Потом вернулся к товарищам:
— Он добрался до земли. Сначала отвесная стена, потом склон, видимо не очень крутой, поскольку Кадо в настоящее время стоит на нем и машет нам рукой. Кто следующий?
— Почему бы вам не попробовать, Джеффри? — предложил Нед.
— Нет, — ответил Чосер и быстро добавил: — У меня есть особенные причины идти последним.
— Пусть никто потом не говорит, что Одли испугался последовать за гасконцем, — произнес Алан.
С этими словами он направился к бойнице. Держась крепко за веревку вспотевшими от напряжения руками, он проделал тот же путь, что и Кадо, и под одобрительные напутствия Джеффри и Неда исчез в прорези.
Спустя пару минут или около того веревка чуть ослабла, и снаружи донесся негромкий крик. Одли достиг земли. Следующим пошел Кэтон. К удивлению Чосера он без усилий протиснулся через узкое место ниши и также легко проскользнул через щель. Чосер представил: наблюдателям снаружи должно показаться, будто башня извергает из себя людей.
Джеффри дождался сигнала снизу. Короткий крик подсказал, что Нед опустился на землю удачно. Он прислушался еще. Башня наполнилась посторонними едва слышными звуками. На что они могли быть похожи? На захлопнутую дверь этажом ниже? Шаги на винтовой лестнице? Нет. Однако сюда могли войти в любой момент. Обитатели замка, скорее всего, были на площади или на зубчатых стенах, откуда тоже можно было наблюдать за действом.
Чосеру, не обладавшему гибкостью своих товарищей, для того, чтобы протиснуться через узкую прорезь в стене, пришлось сжаться в комок. Руки скользили по холодному камню. Ноги не сразу нащупали опору на краю бойницы. Лежа на животе, он кое-как протиснулся в узкую прорезь. Несмотря на прохладу помещения, пот заливал лицо и неприятно щекотал щеки.
Почти вся нижняя часть тела висела в воздухе. Джеффри достиг той точки, которой боялся больше всего, — не точки предельной опасности, но точки максимального унижения. Опасность конечно же не исключалась, но унижение бегства пересиливало остальные чувства. Вот почему он настоял на том, чтобы идти последним. Джеффри с его комплекцией опасался застрять в прорези башенной стены. Хорошо коротышке Жану Кадо или его молодым спутникам, даже коренастому Неду. Они проскользнули, как теплое масло в горло. Но для джентльмена чуть покрупнее… лучше сказать, посолиднее… потребуется незаурядная ловкость. Он заранее представил вероятные последствия своей неудачи. О, позор! Себя, торчащего наполовину из башни на высоте десятков метров. Неда и Алана, которые с шутками и прибаутками будут пытаться выпихнуть его наружу. Он пошел последним. Это означало, что остальные уже проделали этот путь и худо-бедно достигли земли.
Чосер убедился, что веревка не выскользнет из его рук, — страх вынуждал его впиться в грубую пеньку со всей возможной силой. Ему казалось, что он стекает по краю стены подобно густой жидкости, которая еле-еле капает из фляги. Боже, как тесно! Что же будет в самой узкой части бойницы? Хоть бы тут избежать унижения. Странно, что он боялся унижения больше, чем смерти. Разве не близость смерти должна волновать его в данную минуту больше всего? Когда он тугим животом ощутил под собой край стены, причинное место сжалось от ужаса. И вот он снаружи, висит напротив бойничной щели с затекшими от напряжения руками, которые по-прежнему судорожно сжимают веревку. Ему пришла на ум, совершенно некстати, незаконченная история об Арверагусе, Дориген и Аурелиусе. Помнится, он остановился на том, что юный Аурелиус бросился в море навстречу неизвестности. А здесь вот он, не столь юный Джеффри Чосер, и также на пороге неизвестности.
Каменная кладка в паре дюймов от носа мешала сосредоточиться. Только не смотреть вниз, внушал он себе, и не смотреть вверх, а также по сторонам и вообще ни на что. Чем смотреть, лучше спускаться. Надобно двигаться, пока руки могут удерживать твой немалый вес. Инстинктивно он обхватил веревку ногами. Опустился на несколько футов, поранив о грубые камни локти и коленки. В носу щекотало, но нужно было сосредоточиться на главном и не отвлекаться по пустякам. Нагретая солнцем стена дышала в лицо жаром. Солнечные лучи, обжигая спину, наваливались дополнительным весом, под ногами ощущалась разверстая бездна.
* * *
На сельской площади все было готово к повешению однорукого. Матьё подняли на телегу и подвели к самому ее краю. Гийем со своим нескладным помощником спорили о том, как быть с одной рукой Матьё, а местный священник монотонно читал нараспев молитвы, к которым никто даже не прислушивался. Одна рука осужденного в самом деле представляла собой затруднение. Ведь этот дикий лесной человек мог наброситься на них своей крюкоподобной лапищей или расцарапать себе шею в тщетном стремлении избавиться от веревки. Обычно приговоренным связывали руки за спиной. В конечном итоге они привязали руку Матьё к телу бечевкой, да так плотно, что бедолага не мог пошевелить верхней частью туловища. Ноги связывать не стали, так как брыкание ногами — законная часть зрелища. Матьё с петлей на шее стоял покачиваясь, поддерживаемый с обоих боков солдатами. Каштан одарил его множеством своих бледных цветов, усыпавших его плечи.
Толпа стихла. Кто-то, может быть, даже ощутил жалость к немому оборванцу. Но большинство испытывало разочарование: осужденный, похоже, собирается умереть тихо и спокойно. А может, уже и помер. Судя по виду, так точно, мертвец. Глаза полуприкрытые, лицо в кровавых шрамах и царапинах. Одежда — как истлевший саван покойника, сквозь дыры проглядывало костлявое изможденное тело землистого цвета. Желтое небо низко нависло над сельской площадью. Из-за холмов на дальней стороне реки донеслись гулкие звуки грома, словно где-то в соседней комнате бесцельно переставляли мебель.
