– Мадам Фуэн, с прискорбием должен сообщить, что вы подозреваетесь в совершении всех трех убийств.
Ангела вскочила, пышная грудь угрожающе заколыхалась.
«Ух ты, землетрясение началось, сейчас грянет буря», – отметил Огюстен Вальми.
– Вот, значит, как полиция работает! – завопила Ангела Фруэн. – Да вы чокнутый! Вам нравится издеваться над невинными людьми! Ничего себе правосудие, ничего себе справедливость! И потом, сколько раз вам повторять: моя фамилия Фруэн, Фр-руэн, после «эф» – «эр»! – Она от души шарахнула по столу двумя кулаками, чернильница подпрыгнула, выплеснув содержимое ей на блузку.
Ошеломленный комиссар закашлялся и взвизгнул:
– Петрюс!
В кабинет заглянул полицейский:
– Да, патрон?
– Собери группу и получи ордер – мы едем с обыском на улицу Ирландэ в квартиру этой гражданки… И принеси нюхательную соль.
Ангела Фруэн только что лишилась чувств.
– Не дай бог она мне ковер запачкает, – проворчал Огюстен Вальми.
Фиакры сбились в стадо на площади Пантеон, чтобы не мешать пешеходам на улицах Ирландэ и Эстрапад. В этом школьном квартале после тихого дня снова воцарилось оживление, матери семейств посыпали солью обледеневшие тротуары, чтобы их отпрыски не поскользнулись, спеша по домам, проезжая часть была почти пуста, и конвой добрался по адресу, указанному в ордере, стремительно.
– Эй, Ангела! Пригласила, что ли, друзей на праздничный ужин?
– А за что это тебя флики замели, товарка? Распотрошила пару тюфяков?
По соседству с Ирландским колледжем, во дворе которого стояла статуя святого Патрика, притулился маленький домишко, будто съежился под серым небом, чтобы укрыться от любопытных взглядов. Ангела снимала здесь сарай и две комнаты на первом этаже окнами на двор. Когда она вошла, девочка лет двенадцати со светлыми волосами, завязанными в два хвостика, прижимая к худенькой груди младенца, бросилась к ней, но тотчас замерла при виде незнакомцев. Из-за ее спины выглянул, ковыряя в носу, пухлощекий мальчуган помладше и попятился.
– Фонсина, Фелисьен, это старший комиссар Вальми, а эти господа тоже из полиции, они просто посмотрят, всё ли у нас в порядке.
Голос у Ангелы дрожал, выдавая страх и неуверенность. Мать и дочь уныло смотрели, как агенты методично проводят обыск на кухне – были внимательно осмотрены каждая кастрюля, каждый горшок, каждый шкафчик выпотрошен и обшарен. Одна тарелка разбилась, мешок с мукой проткнули ножом. Возмущенная Фонсина сунула расхныкавшегося карапуза в руки матери и попыталась образумить бесчинствующих полицейских, но те не удостоили ее и взглядом.
– Уймите вы младенца, – поморщился Огюстен Вальми, – не выношу этот скулеж.
– Что я должна, по-вашему, сделать? – мрачно уставилась на комиссара Ангела. – Удавить его?
– Покормить.
– Тогда подержите его, пока я приготовлю кашу. Хоть на что-то сгодитесь.
Огюстен Вальми взял у нее орущего карапуза и только хотел передать его одному из подчиненных, почувствовал, как по животу течет что-то теплое.
– Черт! Он меня описал!
Вопль комиссара слился с криками из соседней комнаты:
– А ну отпусти меня, сопляк! Патрон, мы нашли орудие преступления!
Держа младенца на вытянутых руках, комиссар бросился на зов, Ангела и Фонсина поспешили за ним. В спальне чесальщицы и ее дочери все было перевернуто вверх тормашками, один полицейский отбивался от Фелисьена, норовившего укусить его за руку, двое других подняли матрас на кровати, и под ним поблескивал резак.
– Так-так, мадам Фуэн, похоже, не всё у вас в порядке. Как вы объясните чудесное появление этого, по вашим словам, украденного предмета?
– Ума не приложу, капитан… э-э… комиссар, клянусь вам, мне бы и в голову не пришло…
– Я бы на вашем месте не употреблял в подобных обстоятельствах слово «голова». И клятвы ваши мне не нужны. Поскольку вы обременены семьей, я не буду настаивать на вашем немедленном аресте. В первое время останетесь здесь под охраной стража порядка. Заберите своего младенца и покажите мне место, где можно почистить и высушить одежду.
Не успел Огюстен Вальми договорить – раздался страшный грохот.
– Мама! – взвыла Фонсина.
Во второй раз за день Ангела Фруэн грохнулась в обморок. Падая, она ударилась боком о край стола.
– У нее кровь! – закричала девочка. – Позовите врача!
– Черт. Какая неприятность. Теперь ее в больницу придется везти, – проворчал Огюстен Вальми, который наконец-то избавился от младенца, уложив его на кровать, и теперь брезгливо обнюхивал рукава пиджака. – За вами есть кому присмотреть? – спросил он девочку.
– Я присмотрю, идите сюда, мои птенчики, – сказала прибежавшая на шум соседка. – А вам должно быть стыдно, уважаемый! Как вы можете подозревать в чем-то Ангелу? Она и мухи не обидит!
– Ну да, судя по комплекции, она и ярмарочного силача заборет, – буркнул старший комиссар и обратился к Петрюсу: – Ну что, позвали врача?
– Уже бежит сюда, патрон. Местный священник, он лечит прихожан и заодно может сразу соборовать.
– Убийцы! – заверещала соседка.
Огюстен Вальми укрылся на кухне, запер дверь и долго отчищал мокрой тряпкой одежду. Ему не раз доводилось сожалеть о выборе профессии, но никогда он еще не сокрушался так о своей ошибке.
Глава четырнадцатая
Среда, 19 января
Виктор барахтался в полусне, наполненном видениями и звуками, в которых сплелись грезы и реальность. Он слышал размеренное дыхание Таша, лепет Алисы, мурлыканье Кошки, требовавшей от хозяина немедленно встать и приготовить ей завтрак. И одновременно брел по лабиринту, опутанному красной бечевкой, где на каждом шагу попадались трупы. Над трупами из воздуха появлялся горшочек с конфитюром, и тогда они оживали.
Из этого бреда его вырвал телефонный звонок. Спихнув Кошку с кровати, Виктор поплелся к настенному аппарату.
– Алло! Это Рауль Перо! Вы уже прочитали утренние газеты?
– Я только-только собрался выпить здоровенную чашку черного кофе.
– Прошу прощения, месье Легри, я в отличие от вас ранняя пташка. Но я никогда не позволил бы себе побеспокоить вас в столь ранний час, если бы не новость чрезвычайной важности. Она касается соседа моего соседа по набережной, Жоржа Муазана… Вчера в Булонском лесу нашли его голову!
– Что?! Голову?! Уж не ту ли самую, которую потерял труп, засунутый в ящик Фюльбера?
– Не исключено, но с уверенностью пока говорить нельзя. Двое прохожих принесли находку в комиссариат – к ней прилагалось послание, подписанное Жоржем Муазаном. Загвоздка в том, что голова в ужасном состоянии и опознать лицо будет практически невозможно.
