— Однако ты здесь? — заметил Саймон.
Лоуренс ответил на его взгляд с мягкой укоризной.
— Друг, даже монастырю надобны люди, которые сообщали бы о нуждах братии. Я келарь. Если бы я не имел возможности ходить по округе и закупать все, потребное для монастыря, он скоро распался бы.
— Значит, ты знал Пилигрима… А его настоящее имя? — спросил Болдуин.
— Звали его Уильям де Монте Акуто, как и его отца. Чтобы их не путать, и придумали прозвище.
— Как вы с ним познакомились? — спросил Саймон.
Этот человек вряд ли нравился ему. Тон превосходства обычен для священников и монахов, и все же Саймона он злил.
— Их семья когда-то была богата. Тогда они снабжали нас зерном.
— Как любезно, — суховато произнес Болдуин. — А не скажешь ли нам, где живет этот Уильям?
— Разумеется, — согласился Лоуренс и объяснил дорогу.
Найти ее было несложно: как видно. Уильям владел маленьким поместьем чуть южнее Саутуорка.
— Ты, стало быть, хорошо его знал, — сказал Саймон. — Кто же его так невзлюбил, что пошел на убийство?
Лоуренс отвел взгляд, пальцы его правой руки заплясали по рукаву левой.
Болдуин кивнул:
— Таких было много?
— Ты понимаешь наш язык?
— Достаточно хорошо. Итак, он был из тех, кто может восстановить против себя многих?
Лоуренс тихонько вздохнул.
— В общем, нет. Только вот у его семьи, боюсь, вражда с ее семьей…
— Замечательно!
Заслышав новый голос, Лоуренс и Болдуин вздрогнули и повернулись на пятках, чтобы взглянуть на человека, остановившегося позади них.
Рядом с двумя слугами, державшими под уздцы лошадей, стоял рыцарь. Он был на добрых три дюйма выше Болдуина — стало быть, примерно дюймом выше шести футов. Внимательные карие глаза сверху донизу осмотрели Болдуина, остановившись на шраме.
— Коронер, — почтительно поклонился Лоуренс.
Болдуин изучал его без особого энтузиазма. Коронер принадлежат к числу тех щеголеватых рыцарей, для которых наряды важнее чести. Из этих новых, которые ищут положения и доходов, и вовсе не готовы отдать жизнь служению. Наемник.
На нем были двуцветные обтягивающие штаны, — красные с синим, и красный камзол, отороченный мехом. Тонкая золотая вышивка на груди вспыхивала в проблесках солнечных лучей. На голове — новомодная шляпа, просто посмешище, на взгляд Болдуина. На ней закреплен шарф, такой длинный, что его пришлось обернуть вокруг головы и отбросить конец за спину. «Типичный образчик современного воина, — подумал Болдуин. — Хорош при дворе, а в дело не годится».
— Я — сэр Жан де Фувиль, местный коронер.
— Рад познакомиться, — вежливо солгал Болдуин.
Насколько ему было известно, первоначально пост коронера ввели, чтобы противопоставить бесчинствам всесильных шерифов, однако в последнее время сами коронеры стали символом продажности, и Болдуин не чувствовал к ним никакого почтения — особенно к этому. Он чуял в нем придворного интригана.
— Так где же тела? — поторопил коронер.
Хоб с Лоуренсом первыми прошли к месту преступления, Болдуин с Саймоном чуть отстали.
— Не по сердцу тебе этот монах, — ухмыльнулся Саймон.
— Это так заметно? Да, боюсь, что так. В наши дни ордены обходились таким пропитанием, чтобы только поддерживать готовность к бою. Мы мало ели, мало пили и постоянно упражнялись с оружием. Эти клюнийцы слишком много едят. — Он ехидно добавил: — Потому-то ему и приходится постоянно выпрашивать у кого-то провизию.
— А что это он сказал, будто ты знаешь его язык?
— Монахам клюнийского устава положено держать язык за зубами при любых обстоятельствах. Я как-то слышал рассказ про монаха, который видел, как вор уводит лошадь настоятеля, и не поднял тревоги. Вот они со временем и разработали особый язык — пальцев и знаков.
Они догнали троих, ушедших вперед. Коронер внимательно рассматривал тело девушки.
— Это Капун?
Хоб с готовностью подтвердил:
— Да, сэр, Джульетта Капун.
— Вот как? — проронил коронер, обводя взглядом окрестности. — И что она здесь делала?
Саймон понимал, что он имеет в виду. Вокруг, куда не глянь, были низкие, поросшие тростником кочки, между которыми темнели лужицы стоячей воды. И так — вдоль всего берега, а выше болотистая почва говорила о множестве ручейков, стекающих к морю.
— Это Розари? — показал за реку Саймон.
К северо-западу от них стоял новый дворец, который Болдуин с Саймоном видели с реки. Из переплетения лесов, сооруженных из лиственничного дерева, поднимались тяжелые стены. За мостками и веревками с трудом угадывался план строения. Законченный дворец должен был напоминать особняк, окруженный рвом и способный выстоять перед нападением и в тоже время связанный коротким участком реки с лондонским Тауэром. Нетрудно было понять, зачем понадобилось королю новое жилище.
— Он самый, — кивнул Хоб. — И строительством распоряжается мастер Капун. Он часто здесь бывает, и дочь часто приезжала с ним.
— А мужчина? — спросил Болдуин.
— Пилигрим? Его отец — Уильям Монте Акуто, купец. Был богат — теперь обеднел.
— Потерял свои сокровища? Каким образом? — удивился Болдуин.
— Откуда мне знать. Я всего лишь констебль.
Коронер минуту с вызывающим пренебрежением разглядывал Болдуина, после чего вновь обратился к констеблю:
— Ее зарезали?
— У нее в руке клинок, — заметил Болдуин.
— Страшная рана, — обронил коронер. — Должно быть, самоубийство. Обычное дело с молодыми женщинами.
Болдуин послал ему долгий задумчивый взгляд.
— Ты так полагаешь, коронер? Не странно ли в таком случае, что она все еще сжимает оружие? Мой опыт говорит, что самоубийцы обычно роняют его. Мускулы расслабляются…
— Да, вы, конечно, разбираетесь в таких делах, — покровительственно заметил коронер.
Саймон отвел взгляд, но еще до того успел заметить ее залитую кровью одежду. Она лежала на спине — невысокая женщина, достаточно миловидная, темноволосая, с приятным округлым лицом. Левая нога подогнулась под тело, словно она упала навзничь, поскользнувшись. На теле была всего одна колотая рана, сбоку под левой грудью, почти на боку. Длинный кинжал, если был точно нацелен, должен был пронзить легкие и сердце. Кинжал у нее в руке был не меньше восьми дюймов в длину.
Неподходящее оружие для женщины. Конечно, каждый носит при себе какой-нибудь нож, но женщины, как правило, выбирали гораздо более короткий клинок. Этот, на глаз Саймона, казался, скорее, мужским оружием.
