Джеффри попробовал в уме представить весь ход событий и почти сразу отмел эту гипотезу. Ведь Адама взяли в монастырь, когда Саймон уже заболел.
Хотя, постой-ка, не говорил ли келарь, что Адам уже просил у него работы и получил отказ? Возможно ли, чтобы еще до болезни Саймон подговорил Адама напасть на своего брата, а может, и убить его? Эндрю-каменщик утверждал, что Адам как будто искал предлога наброситься на Джона Мортона. Но если Адама нанял Саймон — или даже его жена, — тот выбрал на удивление явный способ совершить убийство. Может, Адам рассчитывал раздразнить противника, заставить его напасть первым и представить все дело случайной ссорой, с непреднамеренным, хоть и ужасным концом?
Цепь предположений представлялась слишком уж запутанной. Да и все равно Адам уже мертв, и им никогда не узнать правды.
Джеффри мельком заметил наглому привратнику, что собирается побывать в доме скорби. Эта мысль не приходила ему в голову, пока он ее не выговорил. Однако теперь он заметил, что вновь миновал мирское кладбище на дальней стороне монастырской церкви. Солнечный свет заливал землю. Стояла середина лета. Дальний берег реки скрылся в жарком мареве. На воде ни единой лодки, некому подсмотреть, как он подходит к жилищу Мортонов. Он постучался осторожно, чтобы не побеспокоить больного. Дверь не была заперта и подалась под рукой.
Чосер заглянул внутрь. Посреди дома тлели угли, струйка дыма тянулась к дымоходу. Было жарко и душно. Пахло болезнью и чем-то еще. На большой кровати почти терялось тело Саймона Мортона. Ни миссис Мортон, ни Уилла не видно.
Джеффри шире приоткрыл дверь. С постели — ни слова, ни движения. Да, ведь Саймон болен, в лихорадке. Должно быть, уснул. Но Джеффри опасался худшего. Он шагнул на неровный пол в хижине. Когда глаза привыкли к полумраку, он увидел, что Саймон Мортон лежит на спине под тонким лоскутным одеялом. Джеффри не знал, выглядит ли он успокоившимся и умиротворенным, как бывают порой умершие, потому что большой валик, замеченный им раньше, лежал теперь на лице Мортона. Кто-то положил его туда и прижал, что доказывали две глубокие вмятины по бокам. Чосер задумался, долго ли человек умирает при таких обстоятельствах. Вероятно, недолго, Мортон и без того едва дышал.
Джеффри снял валик с лица Саймона Мортона. Он был достаточно тяжел, чтобы задушить человека одним своим весом. Мортон лежал, широко открыв рот, но по всему представлялось, что он умер относительно спокойно. Джеффри порадовался за него. Он впервые видел Саймона вблизи, но легко узнал бы в нем брата Джона по широким полоскам бровей. Этого человека убили. Тут не может быть и речи о самоубийстве.
Первое, что пришло в голову Чосеру: не Сюзанна ли Мортон это совершила. Убить ослабевшего мужчину совсем нетрудно, и подходящее оружие под рукой — тяжелый валик. Но такое объяснение, как и самоубийство Адама, казалось слишком уж очевидным. А если это сделала не миссис Мортон — и не ее полоумный сын — значит, человек со стороны. И если чужак прошел в дверь, он рисковал, что его увидит кто-то из соседей. А другого входа нет.
Впрочем, Джеффри тут же увидел и другой путь в жилище Мортонов. В задней стене виднелся низкий проем, завешенный мешковиной, чуть вздрагивавшей под знойным ветерком. Чтобы пройти в эту дверь, Чосеру пришлось нагнуться. За домом тянулась полоска огорода, засаженного пожелтевшими на жаре овощами. За каждым из домишек тянулась такая же полоска. Огороды, конечно, возделывали женщины, пока их мужья были на работе.
Справа над Джеффри тяжело нависала стена монастырской церкви. Он поднял взгляд на центральную башню, и тут же прозвонил колокол. Он запутался в распорядке молитв. Никого не было на полосках земли, кое-как разгороженных рядами палок с развешанным на просушку тряпьем.
Вдоль ряда домов тянулась тропинка. Для того, кто знал местность, ничего не стоило зайти с этой стороны, убедившись сначала, что рядом никого. И найти дом Мортонов проще простого, потому что он стоит отдельно.
Чосеру не хотелось возвращаться в жилище мертвеца. Вовсе ни к чему было снова смотреть на разинутый рот Саймона. Не хотелось ему и выходить в переднюю дверь, как делают обычные посетители. Вместо того он прошел вдоль рядка плоских стеблей порея и чахлой капусты и свернул по тропинке на восток, оставив монастырь за спиной. Его охватило желание выбраться отсюда. Он уже жалел, что сюда забрался. Покой и тишина, ха! Две — нет, три подозрительные смерти за несколько часов. В воздухе словно витали мрачные, зловещие предчувствия.
За домами тянулась плоская равнина, с несколькими разбросанными деревцами и совсем уж развалившейся халупой. Был час прилива, и река, казалось, вот-вот выплеснется из берегов. Джеффри задумался, кому это сотни лет назад пришло в голову основать здесь клюнийскую обитель? И почему? Ради пустынности места? Или ради близости к реке? Или из-за огромности неба, долженствовавшего вдохновлять благочестивые размышления?
Навстречу ему по берегу реки шли двое. Шли рука об руку. Молодая парочка, подумалось ему сначала, однако, приблизившись, он узнал миссис Мортон и Уилла. Мать вела мальчика за руку. Должно быть, они ходили рыбачить, потому что на плече у парня был шест с привязанной сетью. Мать несла в свободной руке ведро, верно, с уловом или подобранными на берегу находками. Скажем, моллюски и улитки. В воздухе разносилось немелодичное мычание. Парень пел.
Они еще не заметили Джеффри Чосера, и тот отступил с тропы, скрывшись за пригорком. Сердце у него сжалось при мысли, что ждет их дома. Ему захотелось предупредить их, но страх второй раз за день оказаться вестником горя — и более сильный страх быть заподозренным в убийстве (разве не он первый оказался на месте преступления?) — остановили его. Если у него оставалось еще подозрение, что жена могла избавиться от мужа, задушив его валиком, увиденное заставило окончательно отказаться от этой мысли. Мать с сыном в полном неведении возвращались с рыбалки. Ни одна женщина не способна, убив мужа, отправиться с сыном на прогулку, не так ли? Ему прежде казалось, что миссис Мортон слишком резка со своим Уиллом, но вот она ведет мальчика за руку, и он поет.
Джеффри почувствовал себя виноватым, что заподозрил ее. А с чувством вины пришла злость. Он твердо решил добраться до сути происходящего в обители Бермондси. Он обязан этим женщине, за несколько часов лишившейся мужа и деверя. Джеффри торопливо зашагал обратно к монастырю. Он выжмет правду из этого болтуна, который, похоже, знает больше, чем говорит.
— У тебя есть последняя возможность рассказать мне все, что тебе известно, Осберт. После этого я обращусь к правосудию.
Чосер говорил скорее с жалостью, чем с угрозой. Он уже намекнул на свое положение при дворе и дал понять, что располагает властью привлечь Осберта к ответу. Он даже неопределенно махнул рукой в сторону дальнего берега, где возвышалась Белая башня замка, словно мог в любую минуту доставить туда Осберта. Конечно, ничего он не мог, но до чего же полезными порой оказываются связи с дворцом Савой!
Они вдвоем сидели в каморке у ворот. Незастекленная оконная прорезь ничуть не освежала застоявшийся здесь кислый дух. Здесь жил Осберт, что доказывали не только вонь, но и тюфяк в углу и сундучок в другом — в нем, несомненно, хранились пара запасных рубах и штаны. Потому что помощник привратника в духовном учреждении должен иметь приличный вид. Конечно, никто не доверил бы Осберту прием важных посетителей. Их встречал бы брат Филип, тот, что накануне приветствовал Чосера. Но Осберт годился на то, чтобы впускать — или отгонять — сброд, стекающийся к дверям большой обители.
