– Не я, лорд Блэкаддер, но это совсем другое дело. Все-таки есть определенная разница между ним и полунищим полковником, которому, вероятно придется туфли постояльцам чистить, чтобы отработать счет. Здесь слишком высокие цены.
– Я думаю, полковник может за себя заплатить не хуже других. Как бы то ни было, он собирается остановиться здесь.
– Надолго?
– Наверное. Он обмолвился, что хочет пройти весь курс процедур, полечиться на источниках, в банях, и среди прочего просил меня найти лучшего доктора.
– То есть, он собрался пробыть здесь не меньше трех недель.
– Почему бы нет? Он сам себе хозяин.
– Значит, он бросил носиться с этой леди. Обжег пальцы и не добился ничего хорошего.
– Откуда мне знать? Это не мое дело. Зато я нашел себе уютное местечко, непыльную работенку. Это лучше, чем застилать постели в спальных вагонах или трястись в экспрессах.
– Хорошо платят, если мне позволено спросить?
– Пятьдесят франков в неделю, pour tout potage
[56].
Я пристально посмотрел на него, раздумывая, как лучше к нему подступиться. Л’Эшель был швейцарцем и, как большинство его соплеменников, знал себе цену. За сколько удастся его перекупить?
– Хорошо. И как успехи? Нашли номера? Полковник поселится здесь?
– А что скажет его светлость? Наверняка ему это не очень понравится. Может, отговорить полковника? Я могу сказать, что номеров свободных не оказалось. Я сделаю, как скажете.
– Весьма любезно с вашей стороны.
– Я всегда говорил, что готов помочь… за определенное вознаграждение, разумеется.
– Назовите цену. Но не забывайте, что вам уже кое-что перепало. Вчера вечером я дал вам пятьсот франков.
– Что такое пятьсот франков! Мне нужно намного больше. Тысяча франков и пятьдесят франков на каждый день, пока я буду работать на вас. Согласны на мои условия?
– Милорд не согласится. Он деньги на ветер не бросает и не станет платить такие суммы за кота в мешке.
– Значит, я найду другого покупателя для своих котов. Пожалуй, расскажу полковнику, что вы пытались меня подкупить. Он в этой гостинице с вашим патроном не уживется.
– Что ж… – Я заколебался, не желая показывать волнение. – Давайте предположим на минуту, что вы получили то, что просите, или нечто близкое к этой сумме. Я не в том положении, чтобы обещать даже половину, но что вы готовы делать для нас?
– Все, что скажете.
– Вы будете преданы нам душой и телом, будете ставить интересы милорда выше интересов полковника, будете сообщать нам обо всех шагах полковника? Будете читать его письма и пересказывать их нам, будете шпионить за ним, следить, куда он ходит, чем занимается, с кем встречается?
– Я обещаю делать все это, если вы обещаете не выдать меня. Обещаете сохранить это в тайне и защитить меня от полковника? Если он прознает, что я его продаю, я потеряю место, да еще, думаю, вдобавок он мне голову оторвет.
– Ни одна живая душа не узнает об этом кроме милорда и меня. Я должен сообщить ему, иначе вы не получите денег.
– Но есть еще один человек, тот, который присоединился к вам в Кюло и был с вами в комиссариате. Я его не знаю. Это кто-то из ваших?
– Да, это Тайлер, он с нами. Приехал со мной из Лондона. Но полчаса назад он уехал.
– Совсем? Уволен, сам ушел или что?
– Отправился за своей добычей. Он думает, что знает все лучше других. Он решил, что леди поехала обратно, и собирается ехать за ней в Амберье, Макон, Париж, а то и в Англию. Бесполезная это затея, конечно, но милорд согласился проверить это направление.
– А вы не согласны?
– Как я могу соглашаться, если точно знаю, что он ошибается? Ее видели в экспрессе, который едет через Модан и Мон-Сенисский туннель. Сначала она собиралась в Италию, там ее ждет сестра, разведенная леди. Мы это знали с самого начала. Надо же, вернуться в Англию! Что за чушь! Я остаюсь при своем мнении, что бы ни говорил Тайлер.
– Значит, сделка? Я могу рассчитывать на деньги? Как скоро выясните? Я бы хотел начать сразу. Я могу прямо сейчас рассказать вам кое-что такое, что вас очень заинтересует. Но у меня правило: деньги вперед.
– Я сейчас сбегаю наверх, спрошу его светлость. Подождите пять минут.
Милорд дал согласие не слишком охотно. Мне удалось его убедить, насколько выгодно иметь шпиона в стане врага. Вскоре он получил возможность убедиться в моей правоте, когда л’Эшель спрятал в бумажник банкноты и сообщил свою новость.
– Теперь, когда я стал человеком его светлости, могу сообщить вам вот что. Полковник не собирается задерживаться в Эксе надолго. Он ждет вестей.
– К нему кто-то должен прийти?
– Да. Он хочет, чтобы вы думали, будто он здесь долго задержится. В действительности он уедет в ту же минуту, когда она его позовет, исчезнет вот так. – Л’Эшель щелкнул пальцами. – И вам найти его будет не так-то просто.
– Это хорошо. Вы стоите своих денег, я уже вижу это. Только будьте старательны, следите внимательно и сообщайте нам все важное. Мы вам доверяем.
– Ваше доверие будет оправдано. Принимая деньги, я служу хозяину преданно и изо всех сил, – произнес он с искренним выражением лица, чем полностью завоевал мое доверие.
Боже, боже! Как же лживы люди! И как глупы! Я мог бы догадаться, что не стоит доверять человеку, который, как мне было прекрасно известно, служил двум господам.
Почему я решил, что его преданность милорду окажется крепче верности полковнику?
Глава XXII
Остаток первого дня в Эксе не ознаменовался какими-либо существенными событиями. Мы были несколько удивлены, что полковник так и не появился в гостинице, но объяснение этому дал л’Эшель, с которым я, как было условлено, встретился вечером. Из его рассказа я понял, что полковник решил остаться в городе, где у него много друзей и жизнь веселее. Ибо, как все знают, Экс-ле-Бен в сезон превращается в очень оживленное место, и центром местной жизни становится казино. Полковник поселился в соседней гостинице, и я то и дело встречал его, то прогуливаясь в тени деревьев и слушая оркестр, то за игорным столом, где я пару раз ставил несколько мелких jetons
[57].
Каждый раз он встречал мой взгляд, когда я смотрел на него, как будто чувствуя, что я наблюдаю. И каждый раз начинал смеяться. Если кто-то находился рядом с ним – а его почти все время окружали красивые женщины и мужчины одной с ним закваски, – он неизменно привлекал ко мне их внимание, и те тоже, глядя на меня, начинали смеяться. Все это было довольно унизительно. Он явно всем им рассказывал, чем я занимаюсь, несомненно, в самых нелицеприятных выражениях, выставляя меня на посмешище и описывая на свой лад все, что было между нами.
