В колледже Святого Ансельма придерживались устаревшей трактовки in statu pupillari
[2], здесь четко соблюдали границы между учителями и учениками. Несмотря на это, сам режим был, на удивление, легким, особенно в отношении субботнего выходного: студентам следовало покинуть колледж не раньше, чем закончится пятичасовая вечерня в пятницу, и без опозданий вернуться к десятичасовой обедне в воскресенье.
Кабинет отца Себастьяна располагался над крыльцом и выходил окнами на восток; из него, в просвет между двумя позднеготическими башнями, можно было любоваться морскими просторами. Для кабинета он был великоват, но – как ранее поступил и отец Мартин – чтобы не нарушать пропорции помещения, священник отказался ставить перегородки. Соседнюю комнату занимала секретарь, мисс Беатрис Рэмси. Она работала со среды по пятницу, при этом успевая за три дня сделать столько, сколько у большинства секретарей заняло бы пять. Добродетель и набожность этой женщины средних лет достигали устрашающих масштабов, и отец Мартин постоянно переживал, как бы нечаянно не пукнуть в ее присутствии. Она была совершенно предана отцу Себастьяну, но без всяких проявлений сентиментальности и неловкости, которые иногда характеризуют чувства старой девы к священнику. Даже более того, казалось, что мисс Рэмси больше уважает кабинет, а не человека, и считает частью своих обязанностей поддерживать отца Себастьяна в хорошей форме.
Помещение отличалось не только размерами: там хранились самые ценные вещи, завещанные колледжу мисс Арбетнот. Над каменным камином, где были высечены слова credo ut intelligam
[3], составляющие основу теологической теории святого Ансельма, висела огромная картина Бёрна-Джонса, на которой невероятной красы кудрявые девушки резвились во фруктовом саду. Когда-то она висела в столовой, но отец Себастьян перенес ее в свой кабинет без объяснений.
Отец Мартин старался не поддаваться собственному подозрению, что директора на такой шаг подтолкнула не столько любовь к искусству или восхищение конкретным художником, сколько желание, чтобы ценности колледжа как можно дольше украшали его кабинет и были под присмотром.
В этот вторник собраться должны были только трое: отец Себастьян, отец Мартин и отец Перегрин Гловер, так как отцу Джону Беттертону пришлось срочно ехать к зубному врачу в Хейлсоурт, и он передавал свои извинения. Отец Перегрин – библиотекарь – присоединился к ним через несколько минут. Сорокадвухлетний священник был самым молодым из них, но отцу Мартину частенько казалось, что он самый старший. Огромные круглые очки в роговой оправе на располневшем лице с нежной кожей придавали ему сходство с совой. Густые темные волосы с короткой челкой создавали образ средневекового странствующего монаха – оставалось только выбрить тонзуру. Черты лица отца Перегрина были такими мягкими, что о его физической силе складывалось неверное представление. Когда они раздевались, чтобы поплавать, отец Мартин не переставал удивляться, насколько крепко сложен был отец Перегрин. Сам он теперь плавал лишь в самые жаркие дни, нерешительно плескаясь на мелководье, стоя на непослушных ногах и изумленно наблюдая, как отец Перегрин, упругий словно дельфин, с силой бросает свое изогнутое тело на буруны. На собраниях отец Перегрин говорил мало, чаще сообщая факты, нежели высказывая мнение, но к нему всегда прислушивались.
Его академические успехи были выше всяких похвал: в Кембридже он получил степень бакалавра естественных наук, а затем и теологии, обе с отличием, и предпочел стать англиканским священником. В колледже Святого Ансельма он преподавал историю церкви, порой неожиданно акцентируя внимание на достижениях научной мысли и научных открытиях. Отец Перегрин ценил уединение и жил на первом этаже в задней части здания рядом с библиотекой. Он решительно отказывался покидать свою маленькую комнатушку, вероятно, из-за того, что ее закрытость и аскетизм напоминали о монашеской келье, тайной мечте священника. Рядом находилось подсобное помещение, и единственное, что беспокоило отца Перегрина, – когда студенты включали шумные и довольно допотопные стиральные машины после десяти вечера.
Отец Мартин расположил три кресла полукругом перед окном, и священники встали, склонив головы, пока отец Себастьян читал обычную молитву:
Даруй нам, Господи, во всех делах наших твое всемилостивейшее благоволение, и не откажи нам в твоей постоянной помощи; чтобы во всех делах наших, начатых, продолженных и завершенных, мы могли прославлять Твое святое имя, и милостью Твоей получить жизнь вечную, через Иисуса Христа, Господа нашего, Аминь.
Они устроились в креслах, сложив руки на коленях, и отец Себастьян открыл собрание.
– Для начала я должен сообщить кое-что неприятное. Мне позвонили из Нового Скотланд-Ярда. Очевидно, сэр Элред Тривз выразил недовольство вердиктом, который вынесли по делу Рональда, и попросил Скотланд-Ярд провести расследование. В пятницу днем после обеда прибудет начальник следственного отдела коммандер Адам Дэлглиш. Естественно, я заверил, что мы предоставим ему любую помощь, которая потребуется.
Новость приняли молча. Отец Мартин почувствовал, как желудок сжала холодная рука, а потом сказал:
– Но ведь тело кремировали. Было следствие, вынесли вердикт. Даже если сэр Элред с ним не согласен, не понимаю, что полиция надеется обнаружить сейчас. Зачем привлекать Скотланд-Ярд? Почему приезжает коммандер? Любопытно там распределяют кадры.
Тонкие губы отца Себастьяна сложились в саркастическую улыбку.
– Думаю, мы понимаем, что сэр Элред дошел до самого верха. Как обычно и поступают люди его положения. Вряд ли он стал бы просить полицию Суффолка снова возбуждать дело, тем более что именно они проводили предварительное расследование. Что касается коммандера Дэлглиша, насколько я понял, он и так собирался в наше графство немного отдохнуть, к тому же он знает колледж Святого Ансельма. Скорее всего, Скотланд-Ярд пытался успокоить сэра Элреда с минимальными неудобствами для нас и неприятностями для них. Кстати, коммандер упомянул вас, отец Мартин.
Отцу Мартину это доставило удовольствие, хотя одновременно он почувствовал и неясное беспокойство.
– Я работал в колледже, когда он проводил здесь летние каникулы три года подряд. Его отец был приходским священником в Норфолке, правда, я забыл, в каком именно приходе. Адам был очаровательным мальчишкой, такой смышленый и чуткий. Конечно, я не знаю, какой он сейчас. Но буду рад с ним встретиться.
Тут вмешался отец Перегрин:
– Очаровательные и чуткие мальчишки имеют дурную привычку вырастать в равнодушных и отвратительных взрослых. Однако так как у нас все равно нет права голоса, я рад, что один из нас предвкушает удовольствие от этого визита. Не понимаю, чего надеется добиться сэр Элред. Если коммандер придет к выводу, что имела место «грязная игра»
[4], то есть было совершено убийство, местной полиции придется принять расследование на себя. Странное выражение «грязная игра»: само слово «грязный» существует в языке давно, но к чему тут спортивная метафора? Уместнее бы был «грязный поступок» или «грязное деяние».
