– Поль? – после короткой паузы произнес директор. – Это отец Себастьян Морелл. Звоню из кабинета. У меня тут коммандер Дэлглиш. Помнишь, мы говорили о нем вчера вечером? У него есть вопросы по поводу колледжа, и я был бы рад, если бы ты на них ответил… Да… на все. Скрывать ничего не нужно… Очень мило с твоей стороны, Поль. Передаю трубку.
Ни слова не говоря, он протянул трубку Дэлглишу.
– Поль Перроне на проводе, – произнес низкий голос. – Завтра утром я буду у себя в кабинете. В десять у меня назначена встреча, но если вы сможете прийти пораньше, скажем в девять, у нас будет достаточно времени. Я на работе с восьми тридцати. Отец Себастьян даст вам адрес. Это недалеко от кафедрального собора. Увидимся в девять. Совершенно верно.
Когда Дэлглиш вернулся на свое место, директор поинтересовался:
– Еще что-нибудь на сегодня?
– Не разрешите ли, отец, взглянуть на личные данные миссис Манро, если они еще у вас?
– Если бы она была жива, то эта информация, естественно, была бы конфиденциальна. Но так как она мертва, у меня возражений нет. Мисс Рамси держит папку в запертом шкафу в соседней комнате. Я вам принесу.
Он вышел, и Дэлглиш услышал скрежет ящика стального шкафа. Через несколько секунд директор вернулся и передал ему битком набитую папку желто-коричневого цвета. Он не поинтересовался, какое отношение имеет личное дело миссис Манро к смерти Рональда Тривза, и Дэлглиш знал почему. Он распознал в отце Себастьяне опытного тактика, который не станет задавать вопрос, если считает, что получит неоткровенный или нежелательный ответ. Он пообещал сотрудничать и слово сдержит, но станет запоминать все назойливые и нежелательные запросы Дэлглиша, пока не наступит подходящий момент, чтобы ткнуть его носом: как много с них требовали, насколько несерьезны были основания, и сколь неэффективен результат. Отец Себастьян проявил себя выдающимся экспертом: он был готов выманить своего противника туда, где тот не смог бы защититься законными способами.
– Хотите взять папку с собой? – только и поинтересовался он.
– Всего на одну ночь, отец. Я верну ее завтра.
– Тогда, если на сегодня все, спокойной ночи, коммандер.
Отец Себастьян поднялся и распахнул перед Дэлглишем дверь, что можно было расценить как жест вежливости. Но коммандер уловил в этом нечто другое: так директор школы гарантированно избавляется от надоедливого родителя.
Дверь в южную галерею была открыта. Пилбим еще не запер ее на ночь. Внутренний двор освещался лишь тусклыми светильниками, висевшими на стенах галерей. Было очень темно, лишь из двух студенческих комнат в южной галерее пробивались узкие полоски света. Поворачивая к «Иерониму», он заметил напротив двери в «Амвросий» две фигуры. Одного человека ему представили за чаем: сложно было не узнать обладателя этих светлых волос, сияющих в свете фонарей. Второй оказалась женщина. Услышав шаги, она повернулась, а когда коммандер подошел к своей двери, их глаза встретились, на секунду задержавшись в изумлении. Свет упал на лицо поразительной строгой красоты, и Дэлглиш ощутимо вздрогнул. Такой сильной физической реакции он давно не испытывал.
– Полагаю, вы незнакомы, – сказал Рафаэль. – Эмма, это коммандер Дэлглиш. Он приехал из самого Скотланд-Ярда, чтобы поведать нам, как же погиб Рональд. Коммандер, познакомьтесь, это доктор Эмма Лавенхэм. Она приезжает из Кембриджа три раза в год, чтобы нас окультурить. Мы, как добродетельные граждане, поприсутствовали на повечерии, а потом решили, абсолютно не сговариваясь, погулять и полюбоваться на звезды. И встретились на краю утеса. А теперь, будучи вежливым хозяином, я ее провожаю. Доброй ночи, Эмма.
Дэлглиш почувствовал, что сквозящие в голосе молодого Арбетнота собственнические нотки, как и его поза, заставили девушку немного отступить.
– Дорогу я превосходно нашла бы и сама, – отчеканила она. – Но все равно спасибо, Рафаэль.
На долю секунды показалось, будто молодой человек хочет взять ее за руку, но она твердо сказала «доброй ночи», что, видимо, относилось к обоим мужчинам, и быстро вошла в гостиную.
– Звезды сегодня разочаровали, – промолвил Рафаэль. – Доброй ночи, коммандер. Надеюсь, у вас есть все необходимое.
Он развернулся и поспешно зашагал по булыжникам двора к северной галерее в свою комнату.
Внезапно Дэлглиш почувствовал раздражение, причину которого и сам не мог понять. Веселый и молодой Рафаэль Арбетнот – бесспорно, слишком красивый на свою голову, – по всей видимости, был потомком Арбетнотов, которые основали колледж Святого Ансельма. Сколько, интересно, он унаследует, если учебное заведение закроют?
Он решительно устроился за столом и развернул дело миссис Манро, тщательно анализируя каждую страницу. Женщина приехала в колледж первого мая 1994 года из «Эшкомб-хаус», хосписа на окраине Нориджа. В «Черч таймс» и в местной газете было опубликовано объявление, что в Святом Ансельме требуется работница с проживанием, чтобы следить за бельем и помогать по хозяйству. У миссис Манро как раз обнаружили проблемы с сердцем; в ее сопроводительном письме значилось, что уход за больными ей теперь не по плечу и она подыскивает должность с более легкими обязанностями. Рекомендации от сестры-хозяйки из хосписа были хорошие, но без дифирамбов. Миссис Манро, которая работала там с первого июня 1988 года, была добросовестной и старательной медсестрой, но излишне замкнутой в общении. Уход за умирающими стал ее выматывать и физически, и психологически, но в хосписе считали, что она справится с легкими обязанностями медсестры в заведении, где обучаются здоровые молодые люди, и будет счастлива принять такую должность в дополнение к обязанностям кастелянши. Приступив к работе, миссис Манро, казалось, проводила в колледже все свое время. Лишь пару раз она писала отцу Себастьяну заявление с просьбой отлучиться и, видимо, предпочитала проводить отпуск в коттедже, где к ней присоединялся ее единственный сын, армейский офицер. В целом складывалось впечатление, что она была женщиной честной, трудолюбивой, довольно скрытной, и, помимо собственного сына, ее мало что интересовало. В личном деле была запись, что спустя восемнадцать месяцев после ее приезда в Святой Ансельм он погиб.
Коммандер положил папку в ящик стола, принял душ и пошел спать. Выключив свет, он попытался успокоиться и заснуть, но не тут-то было: дневные проблемы отказывались отступать. Дэлглиш снова оказался на пляже вместе с отцом Мартином. Он представил коричневый плащ и сутану, сложенные настолько аккуратно, словно юноша собирался в путешествие. А может, именно так ему и казалось. Снял ли он их действительно, чтобы вскарабкаться по склону, на котором покрытые травой земляные комья едва удерживали сыпучий песок и камни? Если да, то с какой целью? Что он хотел достать? Что найти? На этом отрезке берега, в песке или на склоне утеса, иногда находили человеческие кости. Их давным-давно прибило к берегу с затопленных кладбищ, которые сейчас покоились глубоко под водой. Но люди, которые были на месте происшествия, ничего подобного не увидели. Даже если Тривз что-то заметил – гладкую кривую черепа или торчащую из песка кость, – зачем было снимать сутану и плащ? Дэлглиш понимал, что стопка аккуратно сложенной одежды имела огромное значение. Чувствовалось, что это неспроста, будто юноша провел некий ритуал, отложив в сторону саму жизнь, призвание, а возможно, и веру.
