От размышлений об этой ужасной смерти коммандер, разрываясь между жалостью и любопытством и продолжая строить догадки, обратился к дневнику Маргарет Манро. Он столько раз перечитал последние несколько абзацев, что мог изложить их наизусть. Секрет, который она обнаружила, оказался настолько важен, что у нее не поднялась рука его записать, даже упомянуть о нем она смогла лишь косвенно. Она поговорила с человеком, имеющим к нему непосредственное отношение, и уже через несколько часов была мертва. Учитывая состояние ее сердца, смерть могла наступить в любой момент. Возможно, развязку ускорила тревога, необходимость осознать все последствия сделанного открытия. Но для кого-то ее смерть могла оказаться очень удобной. И каким легким было бы это убийство! Пожилая женщина с больным сердцем, одна в своем коттедже, под постоянным наблюдением местного доктора… Со свидетельством о смерти не возникло бы никаких проблем. Но почему, если на ней были очки, в которых она обычно смотрела телевизор, на коленях оказалось вязанье? А если она смотрела какую-то передачу, тогда кто выключил телевизор? Хотя, конечно, все эти странности наверняка можно объяснить. Был конец дня, женщина просто устала. И даже если всплывут еще какие-то факты – хотя какие тут могут всплыть факты? – почти никаких шансов решить эту загадку не осталось. Как и Рональда Тривза, ее кремировали. Дэлглишу пришло в голову, что в Святом Ансельме как-то подозрительно проворно избавляются от мертвецов. Несправедливая мысль. И сэр Элред, и сестра миссис Манро сами не позволили колледжу участвовать в обряде погребения. Коммандер жалел, что ему не удалось увидеть тело Тривза. Плохо получать факты из вторых рук, тем более что на месте происшествия не сделали ни одной фотографии. Только оставили довольно ясные отчеты, и все они, как один, указывали на самоубийство. Но почему? Тривз должен был понимать, что подобный шаг – грех, смертный грех. Какое событие могло привести мальчика к столь ужасному концу?
17
Любой путешественник, попадая в старинный город, особенно в исторический центр графства, мгновенно осознает, что лучшие дома здесь принадлежат владельцам юридических фирм. Господа Стэннард, Фокс и Перроне не были исключением. Их фирма располагалась в пешей доступности от кафедрального собора в шикарном здании георгианской эпохи, которое от проезжей части отделяла лишь узкая полоса, мощеная булыжником. Блестящая парадная дверь с молоточком в виде головы льва, оконные стекла без единого пятнышка, отражающие нежный утренний свет, сверкающая краска, безупречные тюлевые занавески – все это свидетельствовало о процветании фирмы и респектабельности ее клиентов. В приемной, которая когда-то явно была частью большего, более пропорционального помещения, девушка с юным личиком оторвала взгляд от журнала и поприветствовала Дэлглиша с милым норфолкским акцентом.
– Коммандер Дэлглиш? Мистер Перроне вас ожидает. Он попросил вас подняться наверх. Второй этаж, прямо по коридору. Его секретарь по субботам не выходит, и мы здесь вдвоем, но я легко могу сделать вам кофе, если захотите.
Улыбаясь, Дэлглиш поблагодарил ее, отклонил предложение и направился вверх по лестнице, где в рамках висели фотографии предыдущих партнеров фирмы.
Мужчина, ожидавший его у двери в кабинет, сделал шаг навстречу. Он оказался старше, чем можно было судить по голосу в телефонной трубке, – точно ближе к шестидесяти. Выше шести футов, худощавый, с вытянутой челюстью, мягким взглядом серых глаз за роговой оправой очков, с волосами цвета соломы, которые прилизанными прядями лежали на высоком лбу, мистер Перроне скорее был похож на комедийного актера, чем на адвоката. Он был одет официально, в темный костюм в светлую полоску, очевидно, не новый, но чрезвычайно хорошо сшитый. Впрочем, традиционность костюма вступала в противоречие с рубашкой в широкую синюю полоску и розовым галстуком-бабочкой в синий горох. Создавалось впечатление, что, прекрасно отдавая себе отчет в собственной эксцентричности, он изо всех сил старался ее подчеркнуть.
Комната, в которую провели Дэлглиша, практически полностью оправдала его ожидания. Георгианский стол не загромождали ни бумаги, ни держатели для папок. Над элегантным мраморным камином висела написанная маслом картина, явно собственность одного из отцов-основателей, а расположившиеся в ряд акварельные пейзажи были так хороши, что могли бы принадлежать кисти Котмана. Скорее всего, так и было.
– Отказываетесь от кофе? Как мудро. Действительно, для кофе еще рано. Я сам обычно начинаю примерно в одиннадцать. Прогуливаюсь до церкви Святой Марии Мэнкрофт. Хоть какая-то возможность выбраться из офиса. Надеюсь, кресло не слишком низкое? Нет? А хотите, садитесь в другое. Отец Себастьян попросил меня ответить на любые вопросы. Совершенно верно. Конечно, если речь идет об официальном расследовании, я обязан, да и очень хочу, сотрудничать с полицией.
Мягкий взгляд серых глаз создавал обманчивое впечатление – он был весьма проницательным.
– Что вы, это едва ли официальное расследование, – сказал Дэлглиш. – У меня очень неоднозначная роль. Отец Себастьян, вероятно, сообщил вам, что сэру Элреду не понравился вердикт, который вынесли в результате дознания. Он обратился в столичную полицию с просьбой провести дополнительное расследование и посмотреть, есть ли смысл копать дальше. Я как раз собирался приехать сюда, к тому же с колледжем Святого Ансельма меня кое-что связывает, и я посчитал, что со всех сторон разумно будет нанести этот визит. Естественно, если окажется, что у нас на руках уголовное дело, оно сразу же перейдет в разряд официальных и будет передано полиции Суффолка.
– Недоволен вердиктом, правда? – спросил Поль Перроне. – Я почему-то подумал, что такое решение его должно устроить.
– Сэр Элред считает неубедительными доказательства того, что смерть произошла в результате несчастного случая.
– Ну, может, и так, но доказательств чего-то иного вообще нет. Открытый вердикт в подобном случае – наилучший вариант.
– Такая огласка, да и еще в столь непростое для колледжа время, – сказал Дэлглиш, – явно нежелательна.
– Совершенно верно, но в этой тяжелой ситуации они повели себя очень тактично. Отец Себастьян – мастер в делах такого рода. В стенах колледжа Святого Ансельма, безусловно, разгорались скандалы и похуже. Вспомните только шумиху в 1923 году, когда священник, преподаватель истории церкви – был такой отец Катберт, – страстно влюбился в одного из студентов, и директор застукал их прямо in flagrante delicto
[7]. Они ездили на парном велосипеде отца Катберта к докам порта Филикстоу в поисках свободы, сменив, как я полагаю, сутаны на старомодные бриджи. Очаровательная картинка, всегда так считал. А в 1932 году разра-зился еще более грандиозный скандал: тогдашний директор переметнулся к католикам, захватив половину преподавательского состава и треть студентов. Да Агнес Арбетнот, должно быть, в гробу перевернулась! Но последние события произошли не вовремя, здесь вы правы. Совершенно верно.
– А вы сами присутствовали на дознании?
– Да, конечно, присутствовал. Я представлял колледж. Наша фирма ведет дела Святого Ансельма со дня основания колледжа. Мисс Арбетнот – и более того, вся семья Арбетнотов – Лондон не особо любила, и когда ее отец позднее перебрался в Суффолк и в 1842 году построил этот дом, он попросил нас принять на себя его юридические дела. Мы, конечно, располагались в другом графстве, но мне кажется, он просто хотел вести дела с фирмой из Восточной Англии, не обязательно из Суффолка. После смерти отца мисс Арбетнот не стала разрывать наш союз. Так, например, попечителем колледжа всегда назначался один из наших старших партнеров. Мисс Арбетнот прописала это условие в своем завещании и отметила, что этот человек должен быть прихожанином англиканской церкви. Сейчас я занимаю это место. Но ума не приложу, что мы станем делать потом, если все партнеры окажутся католиками, нонконформистами или просто неверующими. Наверное, придется уговаривать кого-то сменить веру. Хотя до сих пор всегда находился подходящий партнер.
