— Рей, зря ты здесь сидишь со мной. — Я надеялась, что мои слова не прозвучат слишком высокомерно. — Все в порядке, это же моя работа.
— Ты шутишь? Я ни за что такое не пропущу. А ты иди пока, припудри носик или побей какого-нибудь заключенного.
— Ты сам им займешься? — спросила я.
Маккей кивнул:
— Да, я серьезно.
— Вот это, я понимаю, дело.
Однако я не двинулась с места. Меня мучили сомнения и подозрения. Мне казалось, Маккей хотел, чтобы я ушла из комнаты. Большинству надзирателей приходится идти на должностные нарушения. Зэки полностью выматывают тебя своим пассивным или активным сопротивлением, поэтому, если ты хочешь, чтобы дежурство прошло без неприятностей, приходится идти на уступки. Ты делаешь им небольшие одолжения, чтобы, в свою очередь, получить от них помощь: они быстрее расходятся вечером по камерам, содействуют тебе в случае чрезвычайных ситуаций. Но очень скоро подобные одолжения становятся объектом торговли, а ты уже перестаешь замечать различия: вы превращаетесь в коллег, возможно, ты даже начинаешь работать на них. Маккей презирает зэков, но, похоже, и к себе относится без особого уважения. Поэтому я воспользовалась случаем и задала вопрос, который давно мучил меня:
— Ты когда-нибудь слышал о зэке по кличке Нищий?
Маккей не отреагировал и даже не отвел взгляд, но я заметила тревогу в его глазах.
— Конечно, знаю, — ответил он. — Он сидел здесь десять лет.
Странно, я не знала никакого Нищего. Не слышала этого прозвища прежде, но считала, что это какое-то словечко из постоянно развивающегося, изменчивого тюремного жаргона. Не ожидала получить такой простой ответ. Век живи — век учись.
— Ты шутишь? Кто же это?
Маккей подался вперед, не сводя глаз с Льюиса, и пожал плечами.
— Этого сукина сына звали Эрл Хаммонд.
Он замолчал, и я подумала, что это все. Но Маккей просто бросил затравку, горькая правда вырвалась на поверхность как лава:
— Это произошло в середине восьмидесятых. Разумеется, он был членом преступной группы. Но ничего выдающегося. Потом пырнул ножом надзирателя Тони Бакера, проработавшего здесь пятнадцать лет. Ударил его больше пятидесяти раз. Мы похоронили Хаммонда в тот же день, что и Бакера, отвели его в Город, выгнали оттуда других засранцев и оставили гнить там, в полной изоляции, следующие три с половиной года. Можно сказать, с того момента Хаммонд стал нашим любимым объектом для издевательств. Если неудачное дежурство, на тебя выплеснули утку с мочой или смотритель устроил головомойку, ты всегда мог спуститься в Город и хорошенько вздрючить убийцу полицейского. Потом мы говорили, что он сам просил нас об этом. «Как там Хаммонд?» — «Он умолял поколотить его!» А затем какая-то долбаная «слабая сестричка» занялся его делом, и однажды посреди ночи его вывезли из нашей тюрьмы, чтобы мы не подняли шума. Но это было почти двадцать лет назад. Откуда ты о нем узнала?
Мне было стыдно в этом признаться.
— Из комикса.
Маккей посмотрел на меня так, словно я призналась о любви к Куперу Льюису.
— Его нарисовал один заключенный. — пояснила я.
Теперь мне многое стало ясно. Это была пропаганда.
Четыре степени жестокости. Все те беззакония, которые творились в отместку за убийство надзирателя.
— Какой урод это сделал?
В эту минуту я впервые испытала дурные предчувствия. Могла ли я предположить, что Маккей так отреагирует на мои слова? У меня не было выбора.
— Джон Кроули.
Маккей кивнул.
— А, тот любитель подраться во дворе. Тогда все ясно. — И он снова посмотрел на Купера Льюиса.
Я подождала немного, но сомнения подтолкнули меня к дальнейшим расспросам:
— Что ясно?
Маккей с непониманием посмотрел на меня.
— Ты знаешь, почему человек, нарисовавший комикс про Хаммонда, устроил потасовку во дворе?
— Господи, Кали, откуда мне знать?
Недоверие в его голосе поставило меня на место. Я подумала, что Маккей говорит о связи между двумя событиями, но на самом деле ему просто было все равно.
Минуту спустя он начал закипать:
— Мне надоело ждать этого урода!
Но мне показалось, что он злится на всех и вся: на Льюиса, на Дитмарш и на меня.
— Я подожду, — сказала я, играя роль примиряющей стороны в мире, полном жестоких мужчин.
— Не стоит, иди. Я собираюсь немного ускорить процесс. Есть же и другие способы простимулировать.
Используя нашу дружбу, он пытался избавиться от меня, чтобы уладить какие-то свои дела. В глубине души мне было его жаль. Я понимала, что когда-нибудь подобное произойдет с каждым из нас. И это становилось источником нашего постоянного раздражения.
Я не смогла удержаться:
— Почему Льюис засунул телефон себе в задницу, Рей?
— Не знаю, — ответил он, но теперь его голос звучал более сухо. — Может, хочет поговорить с адвокатом…
Купер Льюис сел недавно, и ему вряд ли удалось завоевать высокий статус среди зэков. Разве что он смог стать бегунком — человеком, который оказывает разные услуги и берет на себя чужую вину. Маккей знал об этом.
— Как думаешь, для кого Льюис принес телефон?
Улыбка Маккея была холодной, словно он говорил: «Лучше даже не суйся в эту дыру».
— Милочка, нельзя же так серьезно относиться к работе, — сказал он.
Я вытащила из кармана резиновые перчатки:
— Это тебе. — Я бросила их перед ним, стараясь показать, что мне все равно.
Я подозревала, что Рею Маккею они не понадобятся и заключенный Купер Льюис сохранит свой телефон.
6
Моя смена закончилась в четыре. Но вместо того чтобы поскорее покинуть стены тюрьмы, сесть в автомобиль и умчаться прочь со скоростью восемьдесят километров в час, оставляя стены Дитмарша далеко позади, так чтобы их можно было разглядеть разве что в зеркале заднего вида, я совершила поступок, выходящий за рамки моих привычных обязанностей. Я посетила брата Майка. По дороге сочинила относительно правдоподобную историю, почему решила прийти к нему. В конце концов, именно я увела его со двора, хотя обычно офицеры охраны не особенно заботятся о судьбе гражданских, работающих в исправительном учреждении. Истинный мотив моего визита лежал у меня на сердце тяжелым грузом. Я хотела искупить вину за то, что проигнорировала предупреждение Джоша, когда мы сидели в машине смотрителя. Я хотела разделить ответственность за события, свидетелем которых стала и которые имели отношение к драке во дворе. Мне хотелось получше разобраться в случившемся, поскольку это выходило за рамки моего понимания.
