– Как она? – спросила я Фло, слегка коснувшись головы, чтобы показать, что я имею в виду.
Она ответила:
– Не сказала ни слова, как вы ушли, ни единого словечка. Даж' не глянула на Тома, когда он воротился домой, ничё ему не сказала. Ни словечка, ничегошеньки. Бедный парень, всё ведь чувствует… – Она погладила себя в области сердца, обозначая чувства.
Со следующей схваткой отошли воды, и дыхание Беллы участилось. Она схватила мать за руку.
– Вот так, вот так, моя птичка. Ещё чуть-чуть.
Схватка прошла, но Белла по-прежнему словно тисками сжимала руку матери. Глаза дико таращились.
Вдруг Белла издала низкий крик:
– Нет! – И затем повторила, возвышая голос с каждым новым криком: – Нет! Нет! Нет! Остановите это! Вы должны это остановить.
Потом она начала издавать ужасные пронзительные булькающие звуки, нечто среднее между криком и смехом, и заметалась в кровати. Это не был крик боли, потому что схватка ещё не началась. Это была истерика.
Я сказала:
– Нужно попросить Тома сейчас же позвонить доктору.
Белла завопила:
– Нет! Не хочу никакого доктора. О, Боже! Вы что, не понимаете? Ребёнок будет чёрным! Он убьёт меня, Том, когда увидает.
Не думаю, что Фло поняла, что она сказала. Темнокожие мужчины были такой редкостью в Ист-Энде тех лет, что слова дочери звучали для неё бессмыслицей.
Белла всё кричала. А потом выругалась и заорала на мать:
– Ты не понимаешь, тупая старая корова! Ребёнок будет чёрным.
На этот раз Фло поняла. Отскочив от дочери, она с ужасом уставилась на неё.
– Чёрным? Ты шутишь, что ль? Не, ты точно шутишь. Хошь сказать, он не от Тома?
Белла кивнула.
– Ах ты, поганая шлюха! Вот, значит, для чего я тя растила? Чтоб ты опозорила нас с отцом!
Её руки взметнулись к лицу, и она втянула воздух, задыхаясь от ужаса.
– Боже ж мой, – прошептала она про себя, – а в клубе-то задумали большую попойку для твоего отца – сурприз ему заделать. Он ихний президент в этом году, и парни хотели знатно покутить, когда он впервой станет дедом. А теперь мы станем посмешищем всего Поплара! Он никогда эт' не переживёт. Они ему не дадут.
Женщина молча всплеснула руками, а затем заорала на дочь:
– О, лучше б ты у нас и не рождалася! Да чтоб ты прям щас сдохла вместе с этим своим выродком!
Пришла ещё одна схватка, и Белла закричала от боли:
– Остановите это! Не давайте ему выходить, остановите как-нибудь.
– Я те покажу «не давайте выходить»! – завопила Фло. – Да я прибью тя прежде, чем он выйдет, сучка ты поганая!
Они всё орали и орали друг на друга. В дверях появился перепуганный Том. Раскрасневшаяся Фло повернулась к нему:
– Убирайся отсюдова, – сказала она. – Не место здесь мужчинам. Просто убирайся. Сходи погуляй или ещё что. И не возвращайся до утра.
Том поспешно ретировался – это было обычной рекомендацией мужчине, когда дело касалось родов.
Его появление, должно быть, прояснило Фло ум. Она стала рассуждать практически.
– Мы должны избавиться от него, – сказала она. – Никто не должен знать, особливо Том. Когда он родится, я заберу его и отдам, куда следует. Никто не узнает.
Белла схватила её за руку, глаза её засверкали.
– Ох, мамочка, правда? Ты сделаешь эт' для меня?
У меня закружилась голова. К этому моменту меня уже раздавило морально и эмоционально всем этим шумом и драмой, разворачивающейся между матерью и дочерью. Но это был новый поворот событий.
– Вы не можете этого сделать, – вмешалась я. – Что вы скажете Тому, когда завтра утром он вернётся домой?
– Скажем, что ребёнок умер, – уверено заявила Фло.
– В таком возрасте и на таком сроке вы не сможете этого сделать. Вы не можете похитить живого ребёнка и сказать, что он умер. Вам это никогда не сойдёт с рук. Том думает, что он отец. Он захочет увидеть ребёнка. Спросит, почему он умер.
– Он не сможет увидеть ребёнка, – уже не так уверено сказала Фло. – Том должен думать, что он умер и похоронен.
– Это смешно! – возразила я. – Мы живём не в прошлом веке. Если я принимаю живого ребёнка, то должна составить отчёт, который идёт в службу здравоохранения. Ребёнок не может просто умереть и исчезнуть. Кому-то придётся за это отвечать.
Пришла новая схватка, и разговор оборвался. Голова шла кругом. Они сошли с ума, обе, совершенно утратили здравый смысл.
Схватка прошла. За это время Фло, яростно соображая, придумала новый план:
– Тогда, значит, уходите. Скажите, что пришлося пойти к другому пациенту или что-то вродь того. Я могу принять сама, и мне не над' писать никакого чёртова отчёта для этой вашей чёртовой службы. А когда он родится, я просто его заберу, и никто не узнает, куды он делся. И Том нико'да его не увидает.
Я пошатнулась, услышав такое предложение.
– Я не могу этого сделать. Я – профессиональная акушерка, прошедшая обучение и зарегистрированная. Белла – моя пациентка. Я не могу бросить её на первой стадии родов, оставив в руках женщины без специальной подготовки. Я в любом случае должна составить отчёт. Что я скажу сёстрам? Как отчитаюсь за свои действия?
Пришла новая схватка. Белла закричала:
– Ох, остановите это! Не дайте ему выйти. Дайте мне умереть. Что он скажет? Он прибьёт меня!
Её мать, не желая уступать, сказала:
– Не боись, моя душечка. Том его нико'да не увидает. Мамочка избавит тебя от него.
– Вы не можете! – закричала я, чувствуя, что сама впадаю в истерику. – Если ребёнок родится живим, от него нельзя просто «избавиться». Попробуете провернуть что-то подобное – будете иметь дело с полицией. Вы совершите преступление и окажетесь в ещё худшем положении, чем сейчас.
Фло немного протрезвела.
– Тогда отдадим его на усыноление.
– Вот это другое дело, – сказала я. – Но даже тогда ребёнок должен быть зарегистрирован, а документы на его усыновление подписаны обоими родителями. Том думает, это его ребёнок. Вы не можете скрыть от него ребёнка, а потом сказать, что он должен подписать документы на усыновление. Он не согласится на это.
Белла снова закричала. «Боже, что у неё с давлением, – подумала я. – Возможно, после такой травмирующей второй стадии бабушка добьётся своего, и ребёнок действительно умрет».
Я достала стетоскоп для беременных, чтобы послушать сердцебиение. Белла, должно быть, прочитала мои мысли. Она оттолкнула стетоскоп.
– Оставьте его в покое. Я хочу, чтоб он умер, разве не видно?
