— Я хочу, чтобы ты сделала кое-что для меня, — сказал я.
— Ага, чтобы меня опять избили?
— Этому не бывать.
— Как же!
— Они мои друзья.
— Это должно меня успокоить, да?
Я проигнорировал ее замечание, упаковал вещи, взял ружье и вышел из комнаты. Она последовала за мной вниз, на кухню. Я отодвинул кружевную занавеску на стекле задней двери и выглянул. Признаков Кона видно не было, только мусорные баки, мокрая серая трава да дома в дымке мороси.
— Мы войдем в гараж через боковую дверь, — сказал я. — Я сяду в машину, а ты откроешь дверь гаража сразу, как только я заведу двигатель. В ту же секунду.
— Что ты собираешься делать?
— Сидеть в машине и насвистывать «Правь, Британия».
Я открыл дверь и вышел наружу. Моя хозяйка сложила руки на груди и осталась стоять на месте. Я вернулся, схватил ее за руку и потащил за собой.
— Ты вернешься? — спросила она.
Я подтолкнул ее в проход между домом и гаражом и открыл боковую дверь.
— А? — не унималась она.
Я загнал ее в гараж. Я положил ружье и сумку в багажник, сел на водительское сиденье и тихо закрыл за собой дверцу. А потом посмотрел на хозяйку. Она продолжала стоять у двери. И опять сложила руки на груди. Я вылез из машины и подошел к ней.
— Ведь ты не вернешься, да? — спросила она.
Я хорошенько встряхнул ее, толкнул к гаражной двери и забрался в машину.
Я смотрел на нее, а она смотрела на меня. Я повернул ключ в замке зажигания. Она не двигалась. Я махнул ей рукой. Она скорчила рожу. Я стал выбираться из машины. Она наклонилась и взялась за ручку в центре гаражной двери. Я сел на место и кивнул ей. Она потянула за ручку. Я повернул ключ зажигания до упора, и двигатель заработал. Она еще сильнее потянула за ручку, и дверь начала скользить вверх. Я слегка нажал на педаль газа, и машина стала двигаться вперед.
Голландец Питер по-прежнему сидел на капоте своего «ягуара», который по-прежнему стоял у тротуара на противоположной стороне улицы. Когда дверь гаража, поднявшись до верхней точки, лязгнула, он медленно повернул голову. И встретился со меной взглядом. Моя машина рванула с места. Она набирала скорость не очень быстро, но достаточно для моей затеи. Я ехал на «ягуар». Туда, где Голландец Питер болтал ногами, сидя на капоте. Голландец Питер не шевельнулся. Он продолжал таращиться на меня. А я продолжал ехать на него. В последнюю секунду я резко вывернул руль. Машину стало заносить задом. Голландец Питер очнулся. Так и не выпустив сигарету изо рта, он перекатился через капот. Еще раз вывернув руль, я выровнял машину, одновременно дернул за ручник и тут же отпустил его. Машина пошла в управляемый занос и, врезавшись багажником в «ягуар», выровнялась. Удар пришелся между бампером и передним колесом «ягуара». Я стремительно понесся по улице и посмотрел в зеркало заднего вида. Гордость и радость Питера уже не выглядела такой красавицей. И Питер выглядел не лучшим образом: он стоял на четвереньках в грязи перед радиатором «ягуара» и смотрел не мне вслед, а на то, что я сделал с его любимицей.
Кон выбежал из переулка за пансионом в тот момент, когда услышал шум удара, и сейчас переходил дорогу, направляясь к Голландцу Питеру и его красному «ягуару». Вот он-то смотрел мне вслед. До тех пор, пока я не поверил за угол.
Переулками доехав до Хай-стрит, я повернул направо на Клифтон-роуд. Справа от меня были тылы главной трибуны стадиона, а между мной и стадионом — наземная стоянка. Я въехал на стоянку, направился в дальний угол и припарковался в тени единственного дерева, нависавшего над стеной позади блока бывших частных домов, а ныне — магазинов, выходивших на Хай-стрит.
Я вылез из машины, запер ее, пересек стоянку и, дважды повернув налево, вышел на Хай-стрит. По тротуару туда-сюда сновали обвешанные покупками потные женщины. Школьницы в джинсах и куртках стояли внутри и снаружи музыкальных магазинов и, пританцовывая, слушали музыку. Настроечные таблицы на экранах телевизоров только подчеркивали серость дня. Велосипеды оставляли на мокром асфальте грязные полосы.
Я купил «Экспресс» и пошел в чайную «Кардома». Взяв чашку чая, я сел за дальний столик. И посмотрел на часы. Половина десятого.
* * *
В двадцать пять минут одиннадцатого я вышел из чайной. Без двадцати минут одиннадцать я через парадную дверь вошел в «Сесил». Я оказался первым клиентом. Ко мне подошел бармен, обслуживавший меня, когда я был здесь с Кейтом. Я заказал большую порцию виски и спросил, когда смена Кейта. Он ответил, что сегодня у Кейта утренняя смена, но его почему-то нет. Я спросил у него адрес Кейта. Он дал мне его. Я оставил сдачу ему.
* * *
Я постучал в дверь дома номер двадцать семь по Прайори-стрит, одного из длинного ряда одноквартирных домов с эркером и крохотным садиком. Мусорные баки стояли рядом с парадной дверью, прямо на террасе.
Дверь открылась. На меня смотрел мужчина в кардигане.
— Да? — сказал он.
— Кейт дома? — спросил я.
Мужчина вернулся в крохотный холл и остановился у лестницы.
— Кейт! — закричал он. — К тебе пришли.
Ответа не последовало.
— Кейт!
В ответ прозвучало что-то неразборчивое.
— Кажется, вчера он здорово перебрал, — сказал я.
— Кейт! — снова заорал мужчина.
— Можно мне подняться? — спросил я. — Я пришел за ним из паба. Он там очень нужен.
— Поднимайтесь, — ответил мужчина.
Я поднялся по узкой лестнице и остановился на площадке.
— Кейт? — позвал я. Молчание.
— Кейт?
Я открыл дверь.
Комната была малюсенькой. Шторы были опущены. Большая двуспальная кровать занимала почти все пространство. На кровати лицом вниз лежал Кейт. На нем была та же одежда, что и вчера. Ботинки он не снял. Куртка на спине была разорвана. Его лица я не видел.
— Кейт? — позвал я.
Он ответил после непродолжительного молчания:
— Катись к черту. — Он говорил в подушку, и его голос звучал приглушенно.
— Что случилось? — спросил я.
Ничего.
— Ну?
Кейт шевельнулся. Он начал поворачиваться. На это у него ушло много времени, однако ему удалось перекатиться на бок и приподняться на локте.
— То, о чем ты знал с самого начала, — ответил он.
— Они избили тебя, — зачем-то сказал я.
Он промолчал. Я всмотрелся в его лицо. Они здорово его отделали. Сосредоточили всю энергию на его лице. И трудились изо всех сил.
— Ты же знал, что они вернутся, верно?
Кейт старался как можно меньше двигать губами. Любое движение было болезненным. Он говорил как плохой чревовещатель.
