Целых четырнадцать. На площадке она остановилась. На дне сумки, под револьвером, под смятыми купюрами, звякнули ключи. Она отперла дверь и вошла внутрь.
Габриэль Дэвис, которого она сразу не приметила в затененной нише, встал за спиной. Бросив сумку на кресло у входа, она щелкнула выключателем.
— У вас разве нет своей квартиры? — устало спросила Алекс.
В комнате было очень душно. И внешне ничто не изменилось. Даже недопитая банка пепси стояла на том же месте. Алекс включила кондиционер, потом пошла вылить в раковину пепси. Коричневая жидкость с журчанием утекла в трубу, оставив после себя бурую пену. За спиной скрипнули пружины дивана.
— Мне нужно воспользоваться вашим телефоном, — пояснил Дэвис.
Вздохнув, она нашла тряпку, намочила её в горячей воде и принялась стирать засохшие следы пепси.
— Пожалуйста.
Пока он набирал номер, она заглянула в холодильник. Ничего, кроме двух холодных баночек коки, сцепленных одним пластиковым ошейником. Она вынула коку, а пластиковую упаковку оставила на полке в холодильнике. Потом проверила морозилку. Льда нет. Налив два высоких стакана, она прошла с ними в гостиную. Один стакан поставила перед Дэвисом. Коротко взглянув в ее сторону, он взял коку и стал ждать ее.
Она отпила из своего. Он — из своего.
Все возвращалось в привычное русло.
— Я бы хотел поговорить с одним из ваших пациентов, — произнес Дэвис в трубку. — Его зовут Энтони Липаски.
Алекс дернулась и пролила несколько капель. Дэвис продолжал внимательно смотреть на нее.
Повисла долгая пауза. Дэвис закрыл глаза.
— Энтони? — вдруг произнес он слабым голосом. Голосом ребенка, заблудившегося, потерявшегося неизвестно где. — Как ты?
Алекс слушала неразборчивое урчание в трубке. Руки Дэвиса дрожали. В стакане волны ходили ходуном.
— Я? Я в порядке. Алекс здесь. Она… у нее несколько ссадин и царапин, ничего серьезного.
Откуда ты знаешь, хмуро проворчала про себя Алекс. По сравнению с Рашелью Дэвис она, можно сказать, просто в отличной форме.
Дэвис еще шире раскрыл глаза. Зажмурился. Мигнул.
— Энтони, она забрала моего сына. Я не знаю, что делать. Мне уже все равно.
Он опять замолчал.
— Рашель мертва. Я не смог этому помешать. Боюсь, что мне не удастся спасти Джереми, но даже если и спасу — ради чего? Я не могу быть отцом ему. Нет, Энтони, не могу. Ты же знаешь, почему я оставил их.
— Значит, ты готов допустить, чтобы он погиб? — не выдержала Алекс. Дэвис метнул в ее сторону яростный взгляд. — Самовлюбленный осел! Боишься быть ему отцом, и поэтому пусть он лучше умрет? Что у тебя с головой?!
Дэвис молча предал ей трубку. Алекс жадно прижала ее к уху.
— Тони!
Пока она не услышала его мягкий, глубокий голос, Алекс даже не представляла, насколько по нему соскучилась. Голос резонировал где-то в глубине души, как будто она проглотила камертон, настроенный на его волну.
— Алекс, ты в порядке?
— Да, — произнесла она, чувствуя, что говорит неуверенно. — Да, всё замечательно. Была парочка неприятных моментов с мисс Марджори, но всё кончилось. И ни одного пулевого ранения, как тебе?
— Очень хорошо, — вздохнул Энтони. Голос его был подозрительно слабым. — Ты нужна Габриэлю. Не бросай его. И не суди слишком строго.
Липаски, вечный защитник. Алекс крепче прижала трубку, словно пытаясь притянуть его к себе.
— Что тебе сказали врачи?
— Жить буду. Выпустят недели через две, а может, и раньше. Эй, Хоббс!
— Что?
— Я люблю тебя.
Она замерла, слушая высокое металлическое пение проводов где-то на линии. Это поют ангелы, подумала Алекс.
— Ты ненормальный, — ответила она. Фраза прозвучала как-то жалко.
— Знаю. Передай трубку Габриэлю.
Выполнив просьбу, она почувствовала себя ужасно одинокой, более уязвимой даже по сравнению с тем моментом, когда Марджори Кассетти держала направленный в лоб пистолет.
Дэвис переставил стакан с кокой на поднос, оказавшийся на кофейном столике. Свободной рукой он обхватил себя поперек живота, словно страдая от неимоверной боли. Она вспомнила веселого, улыбающегося мужчину на фотографии в семейном альбоме Джереми и пожалела его, почти как покойника.
— Помоги мне, — умолял он в трубку человека, прикованного к больничной койке. — Пожалуйста, помоги.
Алекс удалилась в ванную. Лицо — как у человека, вынутого из петли. Вокруг глаз синевато-черные круги. На лбу широкая ссадина. Нос переливается всеми оттенками красного, черного и синего; такая же палитра украшает щеки.
Пожалуй, румянами можно не пользоваться.
Помимо всего прочего, она чувствовала себя грязной, потной и вымотанной до предела. Когда Дэвис договорит по телефону, она выставит его, залезет в горячую ванну и проваляется в ней целый час. А потом завалится спать.
Просто божественная мечта.
Она осторожно отдернула занавеску. В ванной — ничего, даже следов мыльной пены. Заперев дверь, она пристроилась на унитазе.
Надо сходить за тампонами.
Утром, упрямо возразила она себе.
Нужна еда.
Утром.
Завтра, пиццу. Заказать по телефону.
Застегивая джинсы, она услышала, как Дэвис сказал "до свидания" и положил трубку. Значит, закончил разговор. Это хорошо. Скоро можно принять ванну.
Хлопнула входная дверь. Непонятно — открылась или закрылась. Она замерла. Ванная комната — худшее место, где тебя могу застукать. Спрятаться негде. Никакого оружия. Схватив баллон с лаком для волос, она рывком распахнула дверь, готовая к бою.
Никого.
Дэвис ушел. Проковыляв в гостиную, она нашла недопитый, точнее, почти нетронутый стакан коки. Телефонная трубка лежала на аппарате.
Алекс нашла свой стакан и осушила его одним махом, представляя, что это ром.
Зазвонил телефон. Она быстро сняла трубку.
— Алло?
— Хоббс? Это Шенберг. — Алекс едва различала голос за завыванием сирен и шумом уличного движения. — Слушайте, я здесь, у фургона. Тот самый, все верно. Его бросили. Судебные его сейчас обследуют.
— Кассетти не нашли?
— Нет, но ребенок явно был здесь. Обнаружили бейсбольную кепку. Маленькую. Есть какие-нибудь идеи?
Алекс тяжело опустилась на диван. Темная квартирка, казалось, заполнилась тайнами. Чудовищами.
Она закрыла глаза. Дэвис, воспользовавшийся ее телефоном вместо своего.
Попрощаться с единственным человеком, которого любил.
