— Это мальчик! — весело сообщил он, будто неся радостную весть о рождении ребенка. — Лет тридцати… Смерть наступила от перелома шейных позвонков… Еще немного — и смогу сказать побольше… С Фрэнком Салливаном — легче… Он свеженький… Причина та же… Перелом шейных позвонков… Да, часов сорок восемь, не больше!..
Он положил трубку, собрал с колен крошки от сандвича, бросил их в рот и потер руки.
Два мертвеца сразу… Настоящий праздник!
Лукас открыл окно. Он уже с трудом выносил дым вонючих сигарет Ангуса, который упорно игнорировал таблички, запрещающие курение в определенных местах.
Стараясь придерживаться сослагательного наклонения, Ферсен все же не мог избавиться от категоричности, ясно свидетельствующей о его убежденности.
— Я считаю, что кости, найденные в колодце, принадлежат Франсуа Марешалю. Журналист, должно быть, погрузился в озеро, нашел сокровище, после чего его ограбили, убили и бросили в колодец. Несомненно, это работа одного или нескольких членов семьи Салливанов, которые, вероятнее всего, разодрались между собой именно из-за клада.
Ангус согласился — такая версия подтверждала обвинения Клер Варнье.
Мари перехватила взгляд, брошенный Лукасом в сторону камеры, где находился Эдвард.
— Я убежден, что мы задержали преступника. Не верится, что убийцами могли быть старая слепая Луиза или девчонка Жилль.
— А я не представляю себе Эдварда убийцей собственных детей, — умерила его пыл Мари.
Лукас доставил себе удовольствие напомнить ей, что Алиса публично — да и в своем завещании! — обвиняла отца в равнодушии и холодности по отношению к ней. Что же касается Фрэнка, то никто не слышал более трех фраз, которыми он обменялся с отцом.
К большому облегчению Ангуса, боявшегося повторения словесной баталии, появился Броди с новой информацией. Установлена подлинность надгробного камня колодца. Как и тот, что обнаружен под террасой, он относился к эпохе королевы Даны.
Молодой инспектор предоставил фотографии едва различимых надписей на гэльском языке. Переводчику удалось с трудом расшифровать их и перевести. Надгробная надпись и огам «F» указывали, что в данном случае речь шла о надгробии принца Фергаля.
Мари положила рядом фотографии плиты Фергаля и принца Жауана, то же самое сделала с переводами надписей и повернулась к Лукасу.
— Помнишь, что я нашла в Интернете? Могилы королевских наследников с самого начала находились на кладбище королевского аббатства, то есть современного монастыря. Так что начинать надо оттуда. Надо проверить, осталось ли там что-нибудь от могилы Золейга.
Лукас задумался. Мари настаивала:
— Напомню, кстати, что именно монахиня похитила труп близнеца! Одной причиной больше, чтобы обыскать монастырь.
— Бретонка и ирландка, — засмеялся Лукас. — Ладно, сдаюсь, упрямая ты башка!
Одним словом, он согласился нанести визит монахиням, но не смог удержаться, чтобы не добавить, что, по его мнению, лучше было бы нажать на Эдварда и найти против него улики.
Когда раздосадованная Мари покинула ни с чем монастырские постройки, Лукас тихо торжествовал.
— По крайней мере с этой стороны мы можем быть спокойны. В обители не укрывают надгробий ни принцев, ни близнеца!
Вместе с бригадой жандармов, на которых неодобрительно косились сестра-привратница и мать Клеманс, они до этого обыскали все строения.
Безмятежное лицо настоятельницы таким и оставалось. Когда они вошли в крипт, она продолжала тихо читать молитвы, пока жандармы трудились до седьмого пота, поднимая одну за другой все плиты древних гробниц.
В лучшем случае они находили там пыльные саваны, под которыми угадывались скелеты. Когда они добрались до захоронения с надгробным памятником с розеткой и сдвинули плиту, которая отошла со зловещим скрежетом, глазам их открылись лишь древние останки Эрвана Благочестивого.
Мать Клеманс могла спокойно молиться под своей вуалью: труп близнеца испарился.
Они уже собирались уходить, когда появился Ангус с альбомом в руках.
— Взгляните, это интересно…
Он перелистал альбом — в нем хранились фотографии, рассказывающие об истории монастыря.
Жандарм показал одну из них.
— Это мать Клеманс, когда она была послушницей и только что приняла монашеский постриг.
Из подписи видно было, что она навсегда расставалась с именем Терезы Рейно, чтобы стать сестрой Клеманс.
— Удивительно, нет? — сказал Ангус.
Мари сразу все поняла, но промолчала.
— Не вижу ничего удивительного, — вмешался Лукас, — у всех монахинь до пострижения были имя и фамилия.
Мари недоуменно взглянула на него.
— Что еще? — раздраженно бросил Лукас.
— А ты не припоминаешь список женщин и детей, пропавших до 1968 года? В нем значился некий Жак Рейно с супругой Франсуазой и их сыном Квентином в возрасте шести лет… Вся семья погибла в авиакатастрофе в Ирландии в конце 1967 года… в рождественскую ночь…
— Вполне возможно, что мать Клеманс, настоятельница монастыря, является родственницей Жака Рейно, — докончил за нее Ангус. — Вот что любопытно…
— А если Элен и жена Жака Рейно — одно и то же лицо? Это объяснило бы факт пребывания твоей матери на острове…
Мари умолкла. Увидев исказившееся лицо Лукаса, она упрекнула себя за то, что увлеклась, позабыв о его крайней чувствительности к этой теме. Да и забывчивость Лукаса служила тому доказательством — его очень угнетало открытие истинного лица матери.
Жандарм был менее щепетилен в своих рассуждениях:
— Ваша матушка, к несчастью, не может нас просветить, но у матери Клеманс наверняка есть что нам сказать.
Лукас хранил молчание, видно было, что эта тема ему неприятна. Мари взяла его руку и мягко произнесла:
— Лучше уж все сразу узнать. Поверь, нет ничего ужаснее, чем терзаться сомнениями, которые иногда хуже реальности.
Легкая улыбка признательности тронула губы Лукаса. Мари почувствовала твердое пожатие его руки, и он сам повел ее вслед за Ангусом к бюро настоятельницы.
Не изменившись в лице, мать Клеманс призналась, что она действительно была сестрой Жака Рейно.
Мари молча протянула ей фото Элен. Заметная тень набежала на степенное лицо монахини: хотя и прошло уже сорок лет, она сразу узнала Франсуазу Рейно.
Весь ее вид выражал недоумение, растерянность.
— Я не понимаю… Я была уверена, что Франсуаза погибла вместе с моим братом Жаком и их сыном, маленьким Квентином!
Тут Клеманс повернулась к Лукасу, долго и испытующе смотрела на него.
— Квентин… — взволнованно пробормотала она. — Вы Квентин?
