Он прошел в пустынную безмятежность монастыря, и тень его заскользила к коридору, ведущему к кельям.
Затворница в вуали цвета слоновой кости шептала в тишине свои молитвы в глубине узенькой комнаты. Обращенная лицом к распятию, выделявшемуся на строгой оштукатуренной стене, она не видела, как приоткрылась дверь, и повернулась, лишь когда Райан прикрыл ее за собой.
Изумление нарисовалось на восковом лице монахини.
Райан был любезен, но решителен.
— Не нарушайте обет молчания, сестра моя, продолжайте…
Немного спустя колокольчик чистым звоном приглашал сестер собраться для хвалебной мессы в просторной трапезной.
Шелестя облачениями, они безмолвно заняли свои места вокруг большого деревянного стола для чтения молитвы. Несколько вуалей задвигались в беспокойном трепетании, когда обнаружилось, что два места оказались незанятыми: место сестры Анжелы и — в торце стола — место матери Клеманс.
Прокатившийся шепот свидетельствовал, что их видели молящимися в часовне. Чей-то нежный голосок заметил, что это все же очень необычно…
Притаившаяся у входа странная монахиня быстро повернулась к выходу.
Она пробежала вдоль монастырской стены к часовне и вошла туда. Ее вуаль, зацепившись за дверной косяк, на мгновение приоткрыла резкие черты лица Райана.
При свете свечей он сразу заметил обеих монахинь, углубленных в молитву, обессиленно преклонившихся на своих молитвенных скамеечках.
Быстро подойдя к ним, мужской рукой, показавшейся из широкого рукава, он дотронулся до плеча матери Клеманс.
Та медленно пошатнулась и повалилась на бок, тело ее рухнуло на пол.
Одним жестом Райан отогнул ее вуаль, и опасения его подтвердились.
Настоятельница была мертва — удушена своим витым пояском.
Он быстро убедился, что сестру Анжелу постигла та же участь, и не раздумывая скрылся в тень, когда одна из монахинь тоже входила в часовню.
Увидев на полу два безжизненных тела, она издала пронзительный крик, многократно повторенный эхом.
ПМ, вставший рано, чуть было не поперхнулся своим кофе при виде входящего в столовую Лукаса. Несмотря на осунувшееся лицо, полицейский был бодр и спокоен. Он приветливо улыбнулся ПМ, чем привел того в еще более дурное состояние духа.
— Э… э… Как бы это… Я… мне позвонили вчера вечером, чтобы… э… предупредить, что Мари не придет к ужину… Не будет ночевать…
— Спасибо, я уже в этом убедился.
ПМ попытался побыстрее уйти, но Лукас остановил его вопросом:
— Это она вам звонила?
— Нет… — Он откашлялся. — Это… это был Кристиан. А, доброе утро, Луиза! Хорошо ли спали?
Радуясь, что избежал неприятного разговора, он поспешил навстречу старой даме.
Та выглядела изнуренной. Не обратив на него внимания, она, как автомат, направилась к своему обычному месту, вытянула руку, чтобы опереться о стол, но с жалобным стоном зашаталась и, промахнувшись, уцепилась за скатерть, вместе с которой повалилась на пол.
Все бросились к ней, слепая корчилась в судорогах и с трудом дышала. Предоставив ПМ и слугам суетиться вокруг нее, Лукас спокойно пошел к телефону вызывать «скорую помощь».
Второй звонок он сделал на мобильник Мари.
Апперкотом прозвучал для него ответивший голос. Кристиан.
— А, Ферсен… Сожалею, что я не там, куда вы меня отправили, но я еще нужен Мари. Никогда больше я не позволю ей остаться с вами наедине. И клянусь вам, что не упущу случая избавить ее…
— Скажите ей, что ее бабушка умирает.
Лаконично оборвав разговор, он отключился.
Боль в нем возобновилась с новой силой, она будто обжигала что-то неведомое, находившееся внутри его. Он как можно медленнее вздохнул, чтобы сдержать рвущуюся из него ярость, и проглотил две таблетки успокоительного, не подозревая, что боль эта называется ревностью.
— Лишь бы успеть…
Кристиан прибавил газу. Его тревога отличалась от тревоги Мари, которая боялась не застать бабушку в живых.
— Не будь доверчивой, это может оказаться ловушкой Лукаса, чтобы вынудить тебя вернуться в поместье.
Показался замок. Мари побледнела, увидев машину «скорой помощи» с открытыми дверцами, стоящую перед зданием.
Едва машина остановилась, она выскочила и побежала к крыльцу — как раз вовремя: два санитара уже выносили из дома носилки.
Врач опередил ее вопрос:
— На первый взгляд это отравление, точнее сказать не могу. Девушка в лучшем положении.
— Девушка? Жилль?
Ошеломленная Мари заметила Жилль, уже лежавшую на носилках в машине «скорой помощи».
— Она почти ничего не съела, анорексия ее спасла, но я предпочитаю детально обследовать ее, — сказал врач и исчез в машине, сразу же рванувшей с места с включенной сиреной.
Державшегося сзади Кристиана приободрило присутствие Ангуса.
У жандарма был неприветливый вид. Он щелчком отбросил окурок, что было признаком его дурного настроения, затем подошел к Мари.
— Судя по всему, серия продолжается…
Но та не слушала его. Она только что увидела глаза Лукаса, который стоял на крыльце, прижав к уху мобильник.
Он отключился, спустился на несколько ступенек и с серьезным видом остановился перед Кристианом.
— Спасибо, что позаботились о Мари и привезли ее.
Мари удивилась, не уловив в его голосе ни нотки цинизма. Он казался искренним. И когда он взглянул на нее своими ореховыми глазами, она прочитала в них чувства любви и нерушимой нежности.
— Ты хорошо сделала, что отдалилась от меня, — пробормотал он. — Ничто не может извинить мое поведение…
Голос его был на удивление печальный, плечи опущены, он казался совсем потерянным.
— Не понимаю, что со мной происходит… Я и сам боюсь… Боюсь самого себя. Вы были правы, — продолжил он, обращаясь к шкиперу, — я теперь осознаю, что могу быть опасен для Мари.
Он сделал видимое усилие, обуздывая свою подавленность, и окинул жену взглядом, горячность и растерянность которого тронули ее.
— Я больше не хочу подвергать тебя ни малейшему риску, будет лучше, если я поживу в другом месте, пока не закончится это расследование…
Голос его надломился, по его дыханию она почувствовала, что он вот-вот заплачет.
Обезоруженная его кротостью и горестными словами, Мари молчала.
Кристиан холодно, но с иронией поблагодарил полицейского за его здравомыслие и осторожность.
Тут из замка, как черт из шкатулки, выскочил ПМ.
— Сюда, скорее! Вы только посмотрите!
