В ночной тишине внезапно раздался вой, жуткий и заунывный. Рауль, вздрогнув, невольно перекрестился, но это оказался всего лишь один из волков, что бродят по ночам вокруг лагеря, охотясь за объедками, выброшенными на мусорные кучи.
На рассвете, после того как отслужили мессу, герцог приказал свернуть лагерь и повел свою армию тремя колоннами к холму под названием Телхэм. Перевалив через него, войска подошли к опушке Андредсвельда.
Первую колонну, образующую правый фланг армии герцога и почти целиком состоящую из французов, фламандцев, жителей Понтье, Булони и Пуа, возглавил граф Евстахий Булонский. В его войске отрядом в тысячу нормандцев командовал молодой Роберт де Бомон. Это было первое настоящее сражение де Бомона, и он горел желанием проявить себя. Под ним приплясывал горячий чистокровный жеребец, а на щите жарко горел герб его дома.
Второй колонной, до последнего человека составленной из нормандцев, командовал сам герцог. Он ехал на коне, которого привез ему из Испании Вальтер Жиффар. На герцоге была простая кожаная туника с нашитыми на нее металлическими кольцами, свободные рукава которой заканчивались чуть ниже локтя и по́лами до середины бедра, с разрезами спереди и сзади, дабы облегчить ему свободу движений. Хауберк и шлем, которые вез оруженосец герцога, тоже отличались незатейливой простотой, лишь конической формы шлем был снабжен двумя защитными накладками – на носу и шее. Из оружия Вильгельм предпочел копье и булаву, прикрепленную к седлу.
Рядом с ним на коне покачивался его брат и епископ Кутанса. Он надел свою епископскую мантию, а в руке сжимал полагающийся ему по сану посох; правда, Одо поверх белой сутаны надел еще и кольчужную рубашку, вооружившись внушительной деревянной дубинкой.
Войска Котантена возглавляли граф Мортен и Неель де Сен-Совер. Именно его оруженосец вез хоругвь Святого Михаила, привязанную на конце копья.
За ними по пятам следовал Рожер де Монтгомери во главе внушительного отряда Беллема. От него не отставали и ветераны, Жиффар и Гурней, как и Гийом Фитц-Осберн с рыцарями Бретея и Бек-Креспена. Никто из воинов не спешил надевать доспехи, поскольку вес хауберков грозил лишь добавить тягот и без того нелегкому маршу.
Третья колонна образовывала левый фланг. Ее возглавили Ален Фержан и граф Хайме де Туар, а составлена она была из бретонцев, жителей Ле-Мана, Пуату и земель по берегам притоков Рейна.
Дорога вела по склонам холмов, у подножия которых простирались болота Певенси. Солнце поднялось в зенит, поэтому мужчины обливались потом, а длинная вереница копий блестела словно железная змея, ползущая по тракту.
Когда они поднялись на вершину холма Телхэм-Хилл, впереди наконец показалось войско саксов. Нормандская армия, остановившись, устроила привал в тени огромных деревьев. Герцог проехал еще немного вперед в сопровождении графов Евстахия и Алена, чтобы разведать позиции англичан и местность, что простиралась между ними.
Гарольд водрузил два свои штандарта на противоположной высоте, являвшей собой узкий холм примерно с милю длиной, полого спускавшийся в долину Сенлака у его подножия. На самой вершине росла огромная, старая, раскидистая яблоня, подле которой развевался личный штандарт Гарольда – его стяг Воина
[74]. С противоположной стороны долины нормандцы видели сверкание золотых складок знамени; рядом на фоне голубого неба рдел алый Дракон Уэссекса.
Казалось, весь холм сплошь усеян вооруженными людьми. Нормандцы, до рези в глазах вглядывавшиеся в него, принялись перешептываться: им казалось, что их поджидает целый лес копий.
– Слушай меня, граф Евстахий! – сказал Вильгельм. – Если Господь дарует мне сегодня победу, на том месте, где сейчас развевается флаг, я построю монастырь. – Герцог указал на другой край долины. – В этом я клянусь перед Богом и Фазаном.
Развернув коня, Вильгельм галопом поскакал к своим солдатам. Надев хауберк, он протянул руку и, приняв у оруженосца шлем, опустил его на голову, с опозданием сообразив, что надел его задом наперед. Заметив, что те, кто смотрел на него, сочли это дурным предзнаменованием, он со смехом воскликнул:
– Добрый знак! Мое герцогство превратится в королевство так же легко, как я сейчас переверну вот этот шлем.
К тому времени армия пришла в движение, рассредоточиваясь по склонам холма. Лучники выдвинулись вперед, за ними выстроилась шеренга тяжелой пехоты, а рыцарская кавалерия оказалась в арьергарде. Звякали конские доспехи; шипы и проволочные силки
[75] брызгали в глаза острыми лучиками света; над головами с треском реяли вымпелы и флаги.
Герцог, кивком подозвав к себе де Тони, протянул ему свое знамя.
– Неси его, де Тони, – сказал Вильгельм, – потому что я не могу не оказать тебе эту честь, ведь твоя семья исстари была знаменосцем Нормандии.
Де Тони подъехал вплотную к герцогу.
– Премного благодарен вам, монсеньор, за признание нашего права, но умоляю вас вручить свой стяг сегодня кому-нибудь другому! Сеньор, я прошу вас освободить меня от этой почетной обязанности всего на один сегодняшний день, поскольку намерен послужить вам в другом качестве и выступить против англичан в бою бок о бок с вами.
Герцог рассмеялся.
– Как пожелаешь, де Тони, – сказав это, он огляделся по сторонам, и взгляд его остановился на старом Вальтере Жиффаре. – Лорд Лонгевилль, – обратился к нему Вильгельм, – я не знаю никого более достойного нести мое знамя в бой, чем ты.
Но Вальтер яростно затряс головой и подал коня назад.
– Смилуйтесь надо мной, монсеньор, и взгляните на мои седины! – взмолился он. – Силы мои уже не те; я задыхаюсь. Да вот, возьмите хоть Тостена. Гарантирую, он будет рад.
Тостен Фитц-Рой ле Блан, рыцарь из Ко, зарделся и благодарно взглянул на герцога. Герцог Вильгельм протянул ему свое знамя. От волнения у Тостена перехватило дыхание, и он крепко стиснул древко.
Герцог же затем обратился к армии с короткой прочувствованной речью.
– Пришло время продемонстрировать мужество, которым вы наделены в избытке, – заявил он солдатам. – Сражайтесь как мужчины, и победа останется за вами, а в награду вы получите почести и богатство! Если же дрогнете и потерпите поражение, то погибнете все до единого или станете рабами для безжалостных врагов. – Голос его зазвенел, набирая силу. – Отступать некуда. С одной стороны нам противостоит чужая армия и враждебно настроенная страна; с другой – путь к бегству преграждает море и английские корабли. Но мужчины не имеют права бояться. Скажите себе, что для отступления пути нет, и вскоре сердца ваши возрадуются торжеством победы.
Свою недолгую речь Вильгельм закончил на уверенной ноте; Фитц-Осберн, теребивший в руках поводья, верхом подъехал к нему и в свойственной ему порывистой манере воскликнул:
