– Монсеньор, мы и промедлили непозволительно долго! Allons! Allons!
[76]
Теперь уже и рыцари облачились в доспехи; воины перехватывали древка пик поудобнее и продевали руки в энармсы больших треугольных щитов; еще через несколько мгновений прозвучал приказ к наступлению, и шеренги двинулись вперед по склону холма.
Им предстояло пересечь неровную равнину, отделявшую холм Телхэм-Хилл от высоты Сенлак. Местами она превращалась в болото, обильно поросшее кугой
[77], а на возвышенных участках густо росли деревья и кустарники. Ветки цеплялись за туники и куртки лучников, всадникам частенько приходилось нагибаться, чтобы не ударится головой о низко нависающие над землей ветви. По мере того как они все ближе подходили к подножию кряжа на противоположной стороне долины, нормандцы постепенно начали различать силуэт Воина, украшавший трепещущий стяг Гарольда, подмечая блеск драгоценных камней, которыми он был расшит. Солдаты, не заметив в рядах саксов всадников, при виде столь необычного пешего порядка громкими криками выразили удивление. Те немногие, кто был лучше осведомлен на сей счет, передали по рядам, что саксы не имеют привычки к конным сражениям.
– Вон, гляди, как твердо они упирают в землю флагштоки своих знамен! – проворчал какой-то копейщик, поправляя щит на руке. – Так было и тогда, когда еще мой отец сражался за короля Эдуарда под командой лорда Лонгевилля и брата короля Альфреда. Войска, которые они именуют хускарлами, выстраиваются вокруг благородных лордов, обороняющих штандарт в середине, и больше не двигаются с места. Ха, сегодня мы покажем саксам, что такое настоящая война!
– Как, разве они не пойдут на нас в атаку? – спросил его сосед по строю.
– Нет конечно. Видишь, как они укрепили свои позиции?
Перед шеренгами саксов был наспех вырыт ров, отсыпанный бруствер которого по всей длине завалили вязанками лозы и валежника. В центре развевались флаги, вокруг которых и выстроились таны с опытными хускарлами в полном вооружении – кольчугах-бэрни
[78], шлемах из дерева, бронзы и железа, с круглыми щитами, утыканными шипами и расписанными варварскими узорами, а также гербами. Каждое крыло армии почти целиком состояло из новобранцев английских графств, представителей народного ополчения, непривычных к войне. Одеты они были в простые шерстяные туники, кое-кто гордо потрясал топорами, молотами, серпами и даже железными лопатами.
На расстоянии примерно в сто ярдов конница остановилась, и лучники, поднявшись еще выше по склону, дали первый залп. В ответ на них обрушился град метательных снарядов: дротиков, копий и топориков с коротким топорищем. Бруствер с наваленными поверх связками ивы и валежника принял на себя почти весь первый ливень стрел, и, хотя некоторые все-таки нашли свою цель, львиная их доля застряла в заграждениях, дрожа оперением. Лучники, пройдя сквозь град метательных снарядов, снова дали залп. Он возымел немногим бо́льший успех, чем первые выстрелы, а под лавиной дротиков и топоров, обрушившихся на них сверху, ряды их дрогнули и попятились. Вот один из лучников упал – топор застрял у него в плече; над головами других засвистели булыжники и острые камни; они дали очередной залп. В передней линии саксов образовались одна или две бреши, но на место павших быстро встали новые воины. Тяжелые метательные снаряды вынудили лучников отступить; они поспешно ретировались, оставив своих раненых и убитых лежать на склоне; спотыкаясь о валуны, камни и дротики, которыми теперь была буквально усеяна земля у них под ногами, они бросились бежать, чтобы оказаться вне досягаемости броска саксов.
Посыльные герцога галопом проскакали вдоль шеренг; на передовую позицию вышла тяжелая пехота – копейщики в полном вооружении с длинными щитами, – которая сомкнула строй.
Уклоняясь от нового града метательных снарядов, теряя убитых и раненых, спотыкаясь о трупы, лежащие на земле, они выставили перед собой щиты и попытались прорваться через бруствер. Зазвенела сталь; воздух наполнился дикими криками и стонами; вверх взметнулись двуручные саксонские топоры и опустились с ужасающей силой, разрубая нормандские хауберки настолько легко, словно те были сделаны из бумаги. Вот с плеч слетела чья-то голова и покатилась, подпрыгивая, вниз по склону; обезглавленное тело, качнувшись вперед, свалилось в ров; вот еще кто-то поскользнулся на мокрой от крови траве, и его затоптали свои же товарищи. То здесь то там в оборонительных порядках саксов возникали бреши, но они быстро смыкались; кое-где завалы на брустверах оказались сметены напрочь; вдоль всей линии фронта ров быстро заполнялся мертвыми телами и окровавленными внутренностями.
Нормандская тяжелая пехота была отброшена; она в беспорядке отступила вниз по склону, а вслед ей полетел новый град дротиков, которые враги метали сверху. Рыцарской коннице, неподвижно стоявшей на дне долины, были хорошо видны раненые, оставшиеся на склоне; одни – без рук, другие – с обрубками ног пытались отползти в сторону; третьи, сохранившие конечности, но с ужасными ранениями на теле, спотыкаясь, брели вниз, а кровь хлестала из ран, заливая их туники и штаны.
Командиры все-таки сумели остановить паническое бегство своих солдат и вновь выстроить их в боевой порядок. По рядам кавалерии пролетела команда; теперь в атаку пошли конники.
Пехотинцы отошли в тыл; вперед вырвался одинокий всадник и запел Песнь Роланда, подкинув меч высоко в воздух и поймав его на лету; это был Тайлефер, обладатель золотого голоса. Он прокричал боевой клич, и нормандские рыцари дружным ревом подхватили последние слова припева. Опередив их, Тайлефер на своем коне первым поскакал вверх по склону, по-прежнему жонглируя мечом. А за его спиной земля задрожала под тяжелой поступью рыцарской конницы. Вот он поймал меч в последний раз, перехватил его поудобнее и направил скакуна прямо через бруствер. Завал из связок ивняка разлетелся под копытами его коня; Тайлефер ворвался в самую гущу врагов, разя их мечом направо и налево; голос его звенел в победной песни на самой высокой ноте; вокруг Тайлефера замелькали мечи, и он упал, получив с десяток ран.
Вслед за ним на врага обрушились рыцари с баронами. Лошади валились в ров; громовой гул «С нами бог!» и «Тюри!» наталкивался на не менее яростный ответ – «Ату их! Ату!». На правом фланге Роберт де Бомон заслужил славу в бесчисленных атаках; ближе к центру лорд Мулен-ля-Марш дрался со свирепой яростью, за которую впоследствии получил прозвище Вепрь.
В первых рядах сражающихся гордо реяли золотые львы Нормандии; Тостен старательно держался рядом с герцогом, стиснув зубы и до боли сжимая в руках древко стяга Вильгельма. Рядом с братом дрался Мортен; ни взмахи топоров спереди, ни напор конников сзади не могли оттеснить его от Вильгельма, но ужасный удар, нацеленный в него, перерубил шею его коня, и жеребец рухнул под ним на землю. Мортен вовремя успел соскочить; Рауль, завидев это, воскликнул:
