Рауль, улизнув из шатра при первой же возможности, зашагал между палаток к тому месту на холме, где, как ему казалось, в гуще боя он в последний раз видел Эдгара.
С собой Хранитель прихватил светильник из рога да деревянную бутылку с вином для подвешивания к поясу. По всему склону метался свет факелов и светильников, взошедшая луна заливала холодным призрачным светом тела павших, превращая их в нереальные силуэты из ночных кошмаров.
Рауль заметил, что среди раненых ходят священники и монахи, как английские, так и нормандские. Какой-то монах из Бека поднял на него глаза, когда он проходил мимо, и, узнав, посоветовал не бродить по полю брани безоружным.
– Многие саксы еще живы, мессир Рауль, – сказал он, – а это опасные люди.
– Я не боюсь, – ответил Рауль, направив свет своего факела на скорчившуюся фигуру, лежавшую лицом вниз у его ног. Широкие плечи живо напомнили ему Эдгара; Рауль наклонился и дрожащей рукой перевернул тело. Нет, не Эдгар. Облегченно вздохнув, Хранитель двинулся дальше.
Вдруг нога его поскользнулась на чем-то; он знал, на чем именно, но сегодня видел и пролил столько крови, что вид ее более не внушал ему отвращения. Хотя, быть может, Рауль слишком устал, чтобы обращать внимание на такие вещи. Только теперь он заметил, как ноют у него руки и ноги, а веки налились тяжестью. Сейчас ему больше всего на свете нужен был сон, сон и забытье, но им придется подождать, пока он не выяснит, что сталось с Эдгаром. В груди его теплилась зыбкая надежда, что Эдгар мог оказаться среди тех, кому удалось скрыться в северных лесах. Рауль уже долго бродил в поисках того проклятого места, но все было тщетно. Как будто в мире не осталось ничего, кроме тел павших, навеки застывших под звездами. Их были тысячи, высоких и низкорослых, молодых и старых – тысячи саксов, но Эдгара среди них не оказалось.
Кое-где украдкой сновали наемники, снимая с трупов украшения и драгоценности. «Нет, – думал Рауль, – такую армию, как наша, удержать от мародерства невозможно».
Он прошел мимо священника, стоявшего на коленях рядом с умирающим хускарлом. Святой отец проводил его взглядом, в котором читалась легкая тревога, зато глаза воина сверкнули ненавистью. Рауль увидел, как рука его поползла к ножу на поясе; из ноздрей и рта у него хлынула кровь; в следующий миг он бессильно откинул голову и умер, а священник бережно закрыл его глаза.
На холме царила тишина, особенно жуткая и непривычная после шума и лязга, звучавших здесь целый день. Единственным звуком, нарушавшим ее, был легкий стон, исходивший, казалось, от самой земли. Иногда он обретал силу одинокого голоса; иногда чье-нибудь растерзанное тело начинало шевелиться, шепча «Воды! Воды!», но по большей части звуки оставались смутными и неясными, составленными из множества невнятных оттенков.
Чья-то рука вцепилась в лодыжку Рауля, однако в негнущихся пальцах уже не было силы. Молодой человек заметил, как блеснуло в лунном свете стальное лезвие, однако нож упал на землю. Хранитель поспешил дальше. Вот еще что-то зашевелилось у самых его ног; он направил туда свет факела и увидел чье-то изуродованное, но еще живое тело. Рауль перешагнул через него; подобное зрелище более не могло ужаснуть его или вызвать отвращение. Хранитель вспомнил, как его стошнило на Валь-э-Дюн при виде куда менее жестоких ран, и решил, что он или очерствел душой или же усталость притупила его нервы. «Если только я буду уверен, что Эдгар скрылся с поля битвы, мне не будет дела до тех, кто еще остался лежать здесь, в долине Сенлака», – подумал он.
А потом Рауль нашел Эдгара. Стоило ему увидеть его, как он понял – все это время знал, знал с того самого момента, когда давным-давно в Руане его посетило предвидение, что именно так все и случится. Он найдет Эдгара лежащим у своих ног, со светлыми волосами, перепачканными засохшей кровью, и безвольными руками и ногами, раскинутыми в стороны.
Упав на колени, Рауль бережно приподнял Эдгара, пытаясь расслышать биение сердца под разорванной кольчугой-бэрни. В свете факела, воткнутого им в землю рядом с собой, были видны многочисленные раны, из которых текла кровь. На лбу Эдгара меч оставил глубокий порез, кровь из него запачкала волосы и стекала вниз по виску; бородка его слиплась от нее.
Раулю вдруг показалось, что кончиками пальцев он ощущает слабое трепетание сердца. Он сорвал с пояса бутылку и прижал горлышко к губам Эдгара. Вино медленно потекло струйкой по стиснутым зубам, собралось в уголках губ и пролилось на грудь.
Рауль отставил фляжку в сторону и быстро отстегнул от плеч мантию, после чего одной рукой свернул ее наподобие подушки и подложил Эдгару под голову. Опустив на нее друга, принялся отрывать полосы от своей туники, чтобы перевязать его глубокие раны. Эдгар пошевелился и поднес руку к голове. Рауль наклонился над ним, силясь разобрать произнесенные слабым шепотом слова.
– Что-то попало мне в глаза… Я не могу открыть их.
Рауль стер с век кровь и, как мог, забинтовал рану на лбу друга. Взяв Эдгара за руки, принялся растирать их. Язык Хранителя онемел от горя, но в глубине души уже поселилась обреченность. Он вновь взялся за бутылку и силой влил еще немного вина в горло Эдгара.
Голубые глаза сакса широко открылись; Эдгар в упор взглянул на Рауля.
– Фирд не устоял, – сказал он.
– Знаю, – ответил Рауль. Голос его прозвучал негромко и уверенно. – Не думай об этом. – Оторвав от своей туники очередную полоску, он попытался остановить кровь, что текла из глубокой раны на плече Эдгара.
В глазах сакса засветилось прояснение памяти.
– Рауль, – сказал он. – Я видел тебя. Ты ехал на меня, твое копье против моего топора; все, как ты когда-то и говорил. Как давно это было!
– Я узнал тебя, только когда подъехал вплотную. Ох, Эдгар, Эдгар! – Рауль понурился и сокрушенно покачал головой.
– Что ж, все уже кончилось, – задумчиво проговорил Эдгар. – Гарольд погиб. – Сакс повернул голову, словно пытаясь унять внезапный приступ боли. – Вскоре я тоже пойду лебединой тропой вслед за ним.
– Никуда ты не пойдешь! – Рауль принялся разрезать тонкие кожаные ремни, стягивающие кольчугу-бэрни Эдгара. – Нет, Эдгар, нет! Ты не умрешь! – Но Хранитель понимал, что говорит неправду. Он знал, уже нет смысла перевязывать раны или пытаться влить вино между этих крепких зубов.
Эдгар же продолжал:
– Помнишь, как я однажды сказал тебе, что герцог Вильгельм получит трон только через наши трупы? Это было много лет тому; не знаю точно, когда именно. Но теперь ты сам видишь, что так оно и получилось. – Он умолк, и глаза его закрылись. Рауль снял с него кольчугу и теперь пытался остановить кровь, текущую сразу из трех ран. – Оставь это, Рауль. О Боже, неужели ты думаешь, что я хочу жить?
Рауль взял его за руку.
– Я не могу позволить тебе умереть. Я все понимаю… Можешь ничего не говорить мне. Я тоже хочу умереть, потому что сердце мое давно мертво!
– Нет. – Эдгар приподнялся на локтях. – Нет, ты не должен умирать. У тебя есть Эльфрида. Позаботься о ней. Обещай мне! У нее больше никого не осталось. Мой отец погиб вместе с дядьями, они сражались рядом. Я – последний. Это было уже слишком, и Господь разгневался. Тостиг пришел вместе с Гардрадой. Мы разгромили их и убили под Стэмфордом. Это было давно. – Эдгар поднес руку к лицу. – Борода у меня вся липкая – а, это же кровь! Впрочем, какая разница? Я надеялся, что ты придешь, Рауль. Дружба и вправду способна выдержать любые испытания. Когда мы узнали о вашей высадке, я подумал, между нами все кончено, но теперь все изменилось, или же я просто слишком устал, чтобы ненавидеть. – Он накрыл руку Рауля своей безжизненной ладонью. – Мы шли к Лондону, лига за лигой. Не помню. Спустя какое-то время я видел только дорогу, которая все тянулась и не кончалась. А потом мы отправились на юг, не дожидаясь Эдвина и Моркара. Гарольд помолился в своем аббатстве в Уолтеме, и тогда мы поняли: Господь разгневался, потому что, когда эрл вышел, башня церкви обрушилась. Гирт готов был повести армию вместо него, но он не мог допустить этого. – Из уголка губ Эдгара побежала тоненькая струйка крови. – Как же здесь холодно… А солнце садилось так медленно. Нам была нужна темнота, и мы молились, каждый из нас по отдельности, чтобы Господь послал нам ее вовремя. Но Он разгневался и задержал приход ночи. Если бы только Эдвин и Моркар остались верны нам! Если бы Гарольд не погиб! Мы могли бы продержаться до темноты! Могли, Рауль!
