Придворные небольшими группками стояли и переговаривались в зале, ожидая появления благородного гостя. Когда же он показался на последней площадке лестницы, граф Болдуин вышел ему навстречу, взяв с собой супругу и двоих сыновей, Роберта и Болдуина. Протягивая руку герцогу, графиня отметила, как он украдкой огляделся по сторонам, и мысленно улыбнулась. Поцеловав кончики пальцев графини, Вильгельм испросил позволения представить ей графов Мортена и д’Э. Веселой, жизнерадостной графине совершенно не понравился честный, но неразговорчивый молодой человек Мортен, зато она с удовольствием разрешила графу д’Э проводить себя к высокому столу.
По жесту отцовской руки вперед выступила леди Юдифь и присела перед герцогом в почтительном реверансе, окинув его зовущим взглядом своих больших глаз газели, но в ответ получила лишь равнодушный поклон. У нее была привычка смеяться негромким гортанным смехом, когда что-либо забавляло ее, и сейчас она рассмеялась.
– Милорд герцог, я счастлива вновь видеть вас здесь, – с притворной скромностью сказала девушка.
Герцог поблагодарил ее и, едва коснувшись губами тыльной стороны ладони Юдифь, отпустил ее руку и повернулся к заговорившему с ним графу Болдуину.
Болдуин, подозвав к себе крепкого, цветущего молодого человека, небрежно развалившегося в одном из кресел, представил его герцогу. Это и был Тостиг Годвинсон собственной персоной, ровесник Вильгельма. Он подошел к ним с важным видом и без стеснения окинул герцога оценивающим взглядом. Лицо его, с неправильными, но довольно приятными чертами, поражало нездоровой краснотой, в гневе переходящей в багровость. Да и вообще, с первого же взгляда в нем можно было различить забияку и драчуна, отнюдь не страдающего отсутствием самомнения. Граф Болдуин сообщил Вильгельму, что совсем недавно он обручился с леди Юдифь.
Глаза герцога вспыхнули.
– Ха! – Протянув ладонь, он крепко пожал Тостигу руку. – Желаю вам счастья в браке и надеюсь, уже скоро вы ответите мне тем же.
При этих словах граф Болдуин погладил бороду, но ничего не сказал. Он подвел герцога к креслу с резными подлокотниками по правую руку от себя, взглянув на занавешенный арочный проход, через который только что вошла его вторая дочь. Герцог проследил за его взглядом; те, кто смотрел на него в этот момент, отметили – Вильгельм напрягся и замер, как гончая, готовая сорваться с поводка, и даже подался вперед, словно собираясь прыгнуть.
А леди Матильда медленно шла через залу, держа в руках церемониальный кубок с вином. На ней было платье зеленой парчи с длинными свисающими рукавами и шлейфом, который волочился по полу, сметая тростник. Под зеленой вуалью, закрепленной на лбу брошью с огромным бриллиантом, белым золотом сверкали ее волосы, заплетенные в две роскошные косы, ниспадающие едва ли не до колен. Глаза ее были опущены и устремлены на кубок, который она держала в руках; ярко-алые губы выделялись на нежном личике, хранящем неподвижное и замкнутое выражение.
Она подошла к высокому столу со стороны герцога и, подняв кубок, проговорила звонким голосом, походившим на журчание лесного ручья:
– Ваше здоровье, милорд герцог!
Подняв глаза, женщина окинула Вильгельма быстрым взглядом. Ему показалось, будто его обожгло зеленое пламя. Когда Матильда преклонила колено и поднесла кубок к губам, герцог вскочил на ноги. Она вздрогнула, испуганно попятившись, но тут же справилась с собой, протягивая ему кубок, и лишь легкий румянец на щеках выдавал ее внезапную тревогу. Похоже, блеск алого с золотом ослепил Матильду, а смуглое, загорелое лицо герцога помимо воли притягивало ее взор.
Вильгельм принял у нее кубок.
– Миледи, я пью за вас, – проговорил он голосом, гулким эхом зазвучавшим у нее в ушах.
Повернув кубок к себе той стороной, к которой прикасались ее губы, – что отметили многие из сидящих за столом, – он приник к нему.
Герцог осушил кубок в полном молчании. Глаза всех присутствующих обратились на него, всех, кроме милорда графа, рассеянно созерцавшего солонку на столе.
Опустив кубок на стол, герцог протянул руку женщине, чтобы подвести ее к месту рядом с собой. Она вложила в нее свою ладошку и, когда его сильные пальцы сомкнулись вокруг руки Матильды, веки ее задрожали. Тишина вокруг взорвалась. Словно вспомнив о хороших манерах, те, кто затаив дыхание наблюдал за происходящим, заговорили вновь и, если и поглядывали на герцога, то с должным соблюдением приличий. Но он не обращал на остальных гостей никакого внимания и вел себя так, словно они вдвоем с Матильдой оказались на необитаемом острове. Герцог сидел, полуотвернувшись от графа Болдуина и облокотившись правой рукой о подлокотник своего кресла; он пытался завязать разговор с леди Матильдой.
Женщина же демонстрировала явное и непонятное отчуждение. По большей части она ограничивалась лишь односложными «да» и «нет», решительно отказываясь смотреть ему в лицо.
А граф Болдуин распределял свое внимание между ужином и графом Мортеном, сидевшим напротив; Тостиг развалился в кресле и в перерывах между блюдами терзал белую ручку Юдифи. Он много пил, поэтому, вскоре раскрасневшись, стал вести себя развязно и шумно. Его громогласный хохот раздавался все чаще, перекрывая гул голосов в зале; он начал произносить заздравные тосты, расплескивая вино из кубка на тунику.
– Waes-hael
[27], – выкрикнул Тостиг, с трудом поднимаясь на ноги и покачиваясь. – Drinkhael
[28], Вильгельм Нормандский!
Вильгельм повернул голову в его сторону. По лицу герцога промелькнуло презрительное выражение, когда он увидел, что Тостига качает из стороны в сторону, однако он вежливо поднял свой кубок в ответном жесте и выпил за здоровье саксонца. Вновь обернувшись к Матильде, сказал:
– Значит, Тостиг надел обручальное кольцо на палец вашей сестры? А вам известно, с какой целью я вновь прибыл во Фландрию?
– Милорд, я мало что понимаю в государственных делах, – холодным смиренным голоском ответила Матильда.
Если таким образом она надеялась отвадить его, то сильно ошибалась в своем собеседнике. Он лишь улыбнулся.
– Вообще-то, меня привели сюда дела сердечные, миледи, – сказал герцог.
Она, не в состоянии справиться с искушением, ответила:
– Я и не предполагала, что Воинственный Герцог проявляет интерес к таким вещам.
– Клянусь Богом, – заявил Вильгельм, – сейчас меня более ничего не интересует.
Женщина закусила губу. Под скатертью рука герцога внезапно нашла и сжала обе ее ладошки. Под его пальцами судорожно забилась ниточка ее пульса; щеки Матильды окрасил гневный румянец. В улыбке же герцога сквозило удовлетворение.
– Ха, неужели под вашей холодностью скрывается жаркое пламя, моя красавица? – негромко поинтересовался он. – Скажите мне, вы и впрямь холодны как лед или же в ваших жилах течет горячая кровь?
