Утро выдалось ясным, и в лучах солнечного света, вливающихся в окна, танцевали пылинки; вся зала буквально купалась в их золотом блеске, наполняясь теплом, а в незастекленные окна проникал шум города.
Последним прибыл эрл в сопровождении своих сторонников. На нем была его обычная кольчуга с короткими рукавами, но голова осталась непокрытой. С плеч его ниспадала голубая мантия, а запястья украшали золотые браслеты. Раулю вдруг показалось, будто он принес с собой солнечный свет.
Эрл на мгновение приостановился на пороге и быстро огляделся. Герцог, сидящий на троне в отдалении, стоящие рядом с ним Фитц-Осберн, Мортен, Грантмеснил, Тессон, Сен-Совер, де Гурней, де Монфор, Жиффар – он окинул их всех одним быстрым взглядом. Они неподвижно застыли, положив руки на рукояти мечей, глядя на него мрачно и, как ему показалось, с угрозой.
Эрл неспешно вышел вперед; он был бледен, но совершенно спокоен. Между бровей его пролегла легкая морщинка, а губы он плотно сжал. Позади него полукругом выстроились саксы.
Занавес на одном из арочных входов раздвинулся, и в залу вошел священник, держа в руках два реликвария
[67], которые он и опустил благоговейно на накрытую лохань перед Одо. Ни один мускул лица Гарольда не дрогнул, когда он посмотрел на них, после чего вновь устремил взгляд на герцога.
Эдгар облегченно вздохнул: реликварии оказались не такими значительными, как он опасался.
Герцог пошевелился и подался вперед, не вставая с трона; по краю его меча пробежал солнечный зайчик, а тяжелая мантия, которую он накинул на плечи, упала с руки, обнажив подбивку из меха горностая. Голос Вильгельма гулко раскатился по зале, так что собравшиеся расслышали все до последнего слова.
– Эрл Гарольд, – сказал он, – вы прибыли сюда с целью, которая вам известна. Я требую, чтобы перед этим благородным собранием вы подтвердили клятвой данные мне обещания: действовать в качестве моего представителя при английском дворе до тех пор, пока король Эдуард остается жив; сделать все, что в ваших силах, дабы обеспечить мне передачу скипетра после его смерти; передать мне замок Дувр и прочие замки, кои могут мне понадобиться для размещения в них нормандских гарнизонов. Таковы ваши обещания.
– Да, таковы мои обещания, – машинально подтвердил эрл.
Епископ сделал шаг вперед, но эрл Гарольд не обратил на него никакого внимания. Он смотрел в дальний конец залы, на герцога Вильгельма и его двор, пытаясь разобраться в выражении сумрачных смуглых лиц, глядевших на него. Он заметил, что Рауль де Харкорт не отрывает взгляда от рукояти меча, который сжимает обеими руками; увидел, как хмурится Фитц-Осберн, словно снедаемый неким душевным неудобством, а в глазах Мортена проскакивают искорки нетерпения. Гарольд быстро перевел взгляд на Вильгельма, но на сильном и уверенном лице герцога было написано непроницаемое выражение.
Гарольд сразу же заподозрил, что за тяжким молчанием и устремленными на него пристальными взорами что-то кроется, поэтому перевел взгляд на реликварии. Нет, они были самыми обычными, значит, ловушка таилась в другом месте. В душе у него заворочался червячок сомнения и зазвучал тревожный внутренний голос; он вновь окинул залу внимательным взглядом, снова ощутил атмосферу напряженного ожидания и подспудной тревоги, означавшей нечто большее, чем видел глаз. Он уже готов был отступить, но тут же встряхнулся, взял себя в руки и решительно подошел к реликвариям, искрящимся в лучах света на золотой парче.
Гарольд простер над ними руку, и в следующий миг ему показалось, будто по зале пронесся легкий вздох. Но теперь было уже поздно отказываться от принесения клятвы. Эрл, глубоко вздохнув, начал повторять условия, на которые согласился.
Рука его не дрожала; голос оставался ясным и звонким.
– …Сделать все, что в моей власти, для передачи вам скипетра Англии; передать вам замок Дувр, равно как и другие, буде вы сочтете это необходимым. – Гарольд умолк; после короткой паузы голос его зазвучал вновь, набирая силу. – И да поможет мне Бог и все святые! – закончил он.
Слова клятвы прозвучали строго и торжественно, эхо, подхватив их, унесло к самым потолочным балкам.
В воздух взметнулись мечи; бароны дружным хором провозгласили:
– Да поможет ему Бог!
Голоса их громом отдались в ушах эрла. Рука его вновь упала вдоль тела; все увидели, что он смертельно побледнел и дышит коротко и часто.
Он вновь, теперь уже безошибочно, услышал вздох и увидел на лицах, доселе тревожных и напряженных, улыбки тайного злорадства.
Герцог подал знак брату. Епископ жестом приказал двум своим помощникам выйти вперед, и они, убрав реликварии с золотой парчи, подняли ее. В ноздри эрлу Гарольду ударил запах тлена и плесени: лохань, которую скрывала от глаз парчовая ткань, была полна человеческих костей, и ему не понадобилось объяснение, данное негромким голосом Одо, что это кости святых.
Гарольд, содрогнувшись, попятился, закрыв лицо руками. Позади него сталь с шипением покинула ножны, и раздался крик Эдгара:
– Обман! Подлая уловка! Ко мне, нормандские псы!
Эрл быстро пришел в себя и, словно клещами, сжал запястье Эдгара.
– Назад! Клятва уже принесена. – Гарольд вновь развернулся лицом к герцогу. – Что еще мне нужно сделать? – хрипло спросил он.
– Более ничего, – ответил тот. – Вы принесли клятву на костях святых. Дело сделано.
Несколько мгновений они смотрели друг на друга через разделявшее их пространство; затем эрл резко развернулся на каблуках и быстро вышел из залы.
А там вновь заскрежетала сталь. Мортен, обернувшись словно ужаленный, увидел, как Рауль со стуком вогнал меч в ножны.
– Ради всего святого, дайте мне пройти! – сказал он. Голос его дрожал от сдерживаемого гнева. – Меня уже тошнит от всего этого! – Оттолкнув плечом ошеломленного графа, Хранитель быстрым шагом направился к узкой лестнице, исчезнув за поворотом.
Грантмеснил пожал плечами и прошептал на ухо Мортену:
– Когда-нибудь Хранитель доиграется. Он и так зашел уже слишком далеко. Интересно, стерпит ли герцог столь грубую выходку с его стороны?
А герцог не подал виду, что заметил уход Рауля. Передав свой меч главному судье, он распустил двор, после чего удалился и сам, в сопровождении братьев и Фитц-Осберна.
Наверху Рауль в узком проходе столкнулся с Эдгаром. Оба замерли на месте от неожиданности, не говоря ни слова; Эдгар скрестил руки на груди; глаза его пылали. Наконец негромким голосом, дрожащим от едва сдерживаемой ярости, он проговорил:
– Так вот он каков, твой герцог! Вот он каков, Волк Нормандии! Грязный, жалкий обманщик!
Рауль только плотнее сжал губы да нахмурился, по-прежнему не говоря ни слова.
– Подлый заговор, чтобы обмануть эрла Гарольда! А ведь ты знал! Да, ты знал, как и все вы, и стоял молча, пока эта дьявольская задумка не удалась!
