– Именем закона! Стойте!
Перегрин резко развернулся, услышал, как сквозь зубы выругался Фарнаби, и в следующий миг его крепко схватил за руки коренастый офицер.
– Именем закона, вы арестованы! – задыхаясь, проговорил тот. – За попытку нарушения общественного порядка вы предстанете перед магистратом
[77].
Мистер Фитцджон, признававшийся впоследствии, что еще никогда в жизни не испытывал такой радости при виде констебля, с облегчением выдохнул и сказал:
– Хорошо! Не обращай внимания, Перри, лучше поскорее надень пальто.
Мистер Фарнаби, которого крепко держал второй констебль, похоже, собирался оказать сопротивление.
– Кто послал вас? – спросил он.
– Мы действуем, исходя из полученных сведений, – последовал неутешительный ответ. – А теперь позвольте ваш пистолет, сэр! Сопротивление бесполезно.
В голове у Перегрина зародилось ужасное подозрение. Он быстро спросил:
– Вы знаете, кто передал вам эти сведения?
– Нет, и это не мое дело, – отозвался констебль. – А вы, сэр, надевайте пальто и идемте с нами.
Мистер Фитцджон подошел к нему, чтобы предложить свою помощь.
– Ты подозреваешь кого-то? – негромко поинтересовался он.
– Клянусь богом – да, и я намерен выяснить правду!
– Кто еще знал об этом деле?
– Мой кузен, – ответил Перегрин. – Но я абсолютно уверен, что не называл ему место рандеву! Как он узнал о нем, если это он?..
– Но, Перри, он не стал бы сообщать в магистратуру, если ты рассказал ему обо всем в доверительном порядке, а я полагаю, именно так оно и было, да?
– Не знаю, но выясню непременно! – ответил Перегрин, застегивая пальто.
Охваченный внезапным подозрением, мистер Фитцджон повернулся к доктору, стоявшему рядом с ними.
– Полагаю, вам нечего сказать на этот счет, Лейн?
Доктор сухо ответил:
– Я не сообщал никому сведений о вашем принципале, сэр, но вынужден признать, что эта дуэль могла не состояться все-таки из-за меня. Если все действительно так, то я ничуть не сожалею, хотя и сделал это ненамеренно.
– Какого дьявола вы имеете в виду? – воскликнул мистер Фитцджон.
Доктор сунул под мышку саквояж с инструментами.
– Вчера, сэр, – принялся объяснять он, – вскоре после вашего ухода мне нанес визит еще один джентльмен, которому потребовались мои услуги в деле чести сегодня. Я ответил ему, что ничем не могу помочь, поскольку меня уже наняли. Он дал мне понять, что исполняет обязанности секунданта вашего оппонента, во что я охотно готов был поверить, поскольку две дуэли в Лондоне, да еще в один и тот же день, были бы поистине невероятным совпадением. Я сообщил этому джентльмену, что не могу назвать ему имя своего нанимателя, хотя и не возражаю против того, чтобы оказать услугу его принципалу, если он и окажется неизвестным мне противником. Он понял то затруднительное положение, в котором я оказался, и немедленно дал мне понять, что пребывает в курсе происходящего, назвав мне ваше имя, а также имя сэра Перегрина Тавернера. Я ответил, что с радостью сделаю для его нанимателя все возможное, после чего, насколько помню, мы немного поболтали. Пожалуй, именно тогда я мог упомянуть и место рандеву. Но, когда сегодня прибыл ваш оппонент, сэр, и я не обнаружил в нем никакого сходства с моим визитером, то признаюсь, испытал некоторое удивление. Правда, немного поразмыслив, я не смог припомнить с уверенностью, что неизвестный гость утверждал, будто выступает в роли секунданта в этом деле, и заключил, что вполне мог ошибиться, а он приходил ко мне вместо секунданта.
– Как он выглядел? – поинтересовался Перегрин, со всевозрастающим нетерпением выслушавший оправдательную речь доктора. – Он был высоким, темноволосым и элегантно одетым?
– Да, – сказал доктор. – Совершенно определенно, он был высоким. Я бы назвал его исключительно темноволосым. Он выглядел как настоящий джентльмен, спокойный и невозмутимый, а одет был согласно канонам последней моды.
– Так я и знал! – вскричал Перегрин. – Это мой кузен, больше некому!
В тот момент к ним подошел один из констеблей и предложил проследовать за ним к карете. Им ничего не оставалось, как повиноваться, и через несколько минут всех участников уже везли в ближайший магистрат.
Прошел целый час, прежде чем оба противника получили дозволение идти каждый своей дорогой. Обоих обязали не нарушать правопорядок, им пришлось пройти через многочисленные формальности и внести залог, магистрат прочел им нотацию, а мистер Фитцджон умирал от желания приступить к завтраку. Наконец их освободили. Мистер Фарнаби отбыл в карете со своим секундантом, и на лицах обоих была написана угрюмая озабоченность, а Перегрин с мистером Фитцджоном направились на Корк-стрит. Что касается доктора, то он укатил к себе домой раньше всех, в наемном фиакре.
Глава 11
Тайна дуэли вскоре открылась. Когда уже в начале двенадцатого пополудни Перегрин прибыл на Брук-стрит, то обнаружил своего камердинера, еще час назад посчитавшего, что его хозяин погиб, стоящим над мисс Тавернер, пока та читала прощальное письмо брата.
– О боже! – вырвалось у мисс Тавернер. Она не заметила, как Перегрин вошел в комнату. Странички письма порхнули в разные стороны и полетели на пол, а мисс Тавернер вскочила на ноги с криком: – Я должна немедля ехать туда! Что они с ним сделали? Где Фитцджон? – Но потом она вдруг заметила застывшего на пороге Перегрина и в следующее мгновение бросилась к нему в объятия. – Перри! О, Перри, родной мой, ты жив!
– Да, да, конечно, я жив и здоров, – заявил Перегрин, неловко гладя сестру по спине. – Какого дьявола ты устроил весь этот спектакль, Джон? Идиот, разве не приказывал я тебе сначала дождаться новостей от мистера Фитцджона?
Сестра тем временем схватила его за лацканы сюртука.
– Немедленно рассказывай, Перри, что случилось?
– Ничего не случилось. Хотя, откровенно говоря, я в ярости, Джу. Я выставил себя сущим дураком! Нас предали, и у меня есть сильное подозрение, что я знаю, кто это сделал!
– Кем бы он ни был, он заслужил мою вечную благодарность! – провозгласила Джудит, еще не пришедшая в себя от страха. – Как ты мог отправиться на смертный бой, не сказав мне ни слова? О, как же я ненавижу дуэли! И как презираю вас, мужчин, за то, что вы считаете это подходящим способом для разрешения споров.
– Вздор! – заявил в ответ Перегрин, высвобождаясь из ее объятий. – А ты, Джон, ступай прочь! Ты уже достаточно глупостей натворил для одного дня! Я и подумать не мог, кому доверился, – хотя мне следовало бы знать! Я ни в коем случае не должен был рассказывать ему ничего. А ведь отец предостерегал нас, и, клянусь честью, сын оказался ничуть не лучше.
