– Я не намерена сходить на землю, сэр. У меня каждая секунда на счету. Я ожидаю лишь смены лошадей.
Граф встретился с ней взглядом, в голосе его прозвучала неприкрытая угроза, которую она не могла не услышать:
– Ваша гонка закончена. Мне нужно многое сказать вам. Если вы будете настаивать, я выскажу все это прямо здесь, посреди улицы, но, думаю, вы предпочтете выслушать меня наедине!
Краска стыда оттого, что с ней разговаривают в подобном тоне на глазах у грума и конюхов, залила ее щеки. Джудит нисколько не сомневалась: граф сдержит слово. Метнув на него гневный взгляд из-под нахмуренных бровей, она передала вожжи Джадсону и позволила графу помочь ей сойти на землю. Его пальцы грубо сомкнулись у нее на запястье, но, стоило ей ступить на землю, как он отпустил ее и приказал:
– Ступайте в гостиницу! – После этого отвернулся, чтобы отдать распоряжение конюхам.
Ей ничего не оставалось, как повиноваться. Держа голову высоко поднятой, мисс Тавернер проследовала в гостиницу. Следом за ней поспешил владелец, стоявший у порога, и немедленно препроводил девушку в одну из приватных гостиных, осведомившись, не принести ли ей чего-нибудь выпить.
Но она последовательно отказалась от чая, кофе и лимонада и, сорвав с рук перчатки, застыла у стола посреди комнаты, судорожно комкая их в руках. Через несколько минут дверь отворилась, впуская графа. Войдя в гостиную широким шагом, он безо всяких предисловий заявил:
– Дальше вы поедете в почтовой карете, мисс Тавернер. Я только что нанял ее для вас, и она будет готова через несколько минут.
Глаза ее метали молнии, она воскликнула:
– Как вы смеете? Что вы себе позволяете? Я закончу свой путь так же, как и начала! Ваше вмешательство в то, каким способом я должна путешествовать, переходит все границы!
– Мисс Тавернер, – сказал граф, – я не стану напоминать вам, что вы моя подопечная, поскольку вы и сами должны помнить об этом, но сейчас дам совет, к которому настоятельно рекомендую прислушаться. Пока остаетесь под моей опекой, вы будете вести себя так, как я говорю, а если вздумаете закусить удила, то вам же – клянусь богом, сударыня! – будет хуже!
Выбор выражений отнюдь не оказал умиротворяющего действия на мисс Тавернер, равно как и осознание собственной неправоты ничуть не умерило ее гнева. Побелев от бешенства, она плотно сжала губы, так что они превратились в тонкую ниточку. Быстро и часто дыша, девушка молча выслушала графа, а когда он закончил, произнесла негромким, срывающимся голосом:
– Я не признаю за вами права распоряжаться мной. Мое состояние находится в ваших руках, против чего не возражаю, но я с самого начала заявила вам: ваша власть распространяется лишь на мои финансовые дела. Однако вы предпочитаете вмешиваться постоянно, безо всякого повода, не имея на то ни малейшего права. До сих пор я вынужденно мирилась с этим, не имея желания все время пребывать в натянутых отношениях с тем, кто, к несчастью, связан со мной некоторыми обязательствами. Но все зашло так далеко, что терпение мое лопнуло. Не вам судить о том, уместны или нет мои поступки! Если мне пришло в голову самой приехать на коляске в Брайтон, то вас это никоим образом не касается!
– Неужели вы всерьез полагаете, будто я разрешу своей подопечной стать притчей во языцех для всего города? Неужели вы всерьез считаете, что гордость позволит мне безропотно снести зрелище своей подопечной, несущейся в Брайтон сломя голову, с растрепанными волосами, в неподобающем виде, выставляя себя на посмешище перед всеми, кто обладает хотя бы зачатками вкуса и утонченности? Да вы только взгляните на себя, моя славная девочка!
С этими словами он схватил ее за плечи и развернул лицом к зеркалу, висевшему над камином. К своей досаде, девушка увидела, что волосы ее, выбившиеся из-под облегающей шляпки с узкими полями, перепутались неопрятными прядями, а наряд припорошен дорожной пылью. От такой картины она разозлилась пуще прежнего и, вырвавшись из его объятий, воскликнула:
– Да, пренеприятное зрелище для вас, равно как и для любого денди, нечего сказать! Но неужели вы полагаете, что меня заботит ваше доброе мнение? Напротив, оно мне решительно не интересно! С момента первого знакомства с вами я прониклась к вам сильнейшей неприязнью, да и недоверием тоже! Не знаю, чем вы руководствовались, пытаясь преодолеть мою неприязнь, но вы не преуспели в этом!
– Это очевидно, – согласился граф, и уголки его губ дрогнули в мрачной улыбке. – Охотно верю, но я был бы крайне вам признателен, если бы вы объяснили, чем я заслужил ваше недоверие.
Имея об этом весьма смутное представление, однако в типично женской манере воспользовавшись первыми же обидными фразами, пришедшими ей на ум, Джудит пропустила мимо ушей его вопрос и заявила:
– Не воображайте, будто я не понимаю причин, подвигнувших вас на столь невежливую отповедь! Вас беспокоит не столько мой вид, сколько то, что я пренебрегла вашими распоряжениями! Вы всегда должны оставаться хозяином положения и не можете допустить, что кто-либо поступает вопреки вашей воле.
– Вы правы, – согласился он, – но то же самое можно сказать и о вас, мисс Тавернер. Сильнейшее желание потакать собственным прихотям едва не подвигло вас на авантюру, которая, не вмешайся я вовремя, дабы вразумить вас, могла бы повредить вашей репутации гораздо серьезнее, нежели вы полагаете. Эти мальчишеские выходки, быть может, выглядят вполне уместными в глуши Йоркшира – к счастью, я не знаком с принятыми там обычаями и манерами, – но здесь они не пройдут. Вы совершили большую ошибку. Ваши принципы должны были помочь вам осознать ее, и потому мне необязательно было говорить вам об этом. Что до вашего любезного описания моего характера, то позволю себе заметить: опекунство, возложенное на мои плечи, с самого начала ставшее для меня источником беспокойства и раздражения, включает не только управление вашим состоянием. Однажды, мисс Тавернер, вы уже имели бестактность заявить, будто рады тому, что не являетесь моей дочерью. Я тоже рад этому, но, сколь малоприятной ни была бы роль, которую я вынужден играть, заняв место вашего отца, если вы и далее не будете повиноваться мне, я поступлю с вами так, как, вне всякого сомнения, с вами обошелся бы ваш батюшка, если бы имел удовольствие видеть вас сейчас.
– Что ж, я могу быть благодарной хотя бы одному обстоятельству! – вскричала Джудит. – Оно заключается в том, что уже очень скоро вы более не сможете угрожать мне или вмешиваться в мои дела! Будьте уверены хотя бы в этом, лорд Уорт: как только ваше опекунство надо мной окончится, я никогда не захочу видеть вас снова!
– Благодарю вас! Вы дали полную волю своему гневу, и теперь вам нечего более добавить, – ответил он, затем отвернулся и распахнул перед ней дверь. – Ваша карета уже наверняка подана, сударыня.
Мисс Тавернер направилась к двери, но тут в комнату ворвался Перегрин, разгоряченный, запыленный и растрепанный куда более, чем она сама.
– Что здесь происходит, дьявол меня забери? – спросил он. – А я-то думал, ты уже на полпути к Брайтону! Мне просто чертовски не повезло, должен тебе сказать!
