— У меня был сын, твой ровесник, — еле слышно сказал Гарри.
Молави пришлось наклониться в его сторону, чтобы лучше слышать его.
— Что же с ним случилось?
— Погиб. В Ираке. Он был хорошим парнем. Каждый божий день я тоскую по нему.
— Сочувствую вам, сэр.
— Я не случайно заговорил с тобой о моем сыне. Если бы он был жив, я бы хотел, чтобы он был столь же храбр, как и ты. Хотел бы, чтобы в нем жили такая же преданность своему делу и понимание, что существуют вещи, куда более важные, чем те, о которых тебе говорит правительство. Хотел бы, чтобы мне удалось научить своего сына тому, что руководители страны не могут определять, что есть добро и зло, правда и неправда. Если бы мне это удалось, сейчас он был бы жив. Именно поэтому я считаю, что твой отец мог бы гордиться тобой. Я смотрю на это отцовскими глазами.
— Благодарю вас, — ответил Молави.
Он внимательно выслушал Гарри и почувствовал, что, несмотря ни на что, этот американский шпион говорил от всего сердца.
Гарри положил руку на плечо молодого иранца.
— Хорошо. Садись рядом, и давай поговорим о твоей работе в ядерной программе.
* * *
Эдриан расхаживал по мраморному коридору поместья. Он знал, что сейчас ему полагается следить за тем, как Паппас ведет допрос, но Гарри справится сам. Уинклера занимали другие мысли. Когда они прибыли, он увидел, как Джеки вошла в одну из комнат, дальше по коридору. Он очень хотел увидеть ее. Его сердце билось учащенно. Такое же ощущение, когда хочется закурить, а сигарет нет, он испытывал в те времена, когда курил. Назвать это влечением было бы слишком мягко. Это превратилось в зависимость.
Эдриан заглянул в какую-то дверь. Это оказался тренажерный зал. Хаким выжимал штангу, Марван качал пресс, лежа на мате. Играла музыка, один из дисков Хакима с его любимой бхангрой. Ритмичные ударные и высокий, напевный вокал. Эдриана даже не заметили. Парни в своей стихии, воины на привале. Уинклер пошел дальше по коридору и открыл следующую дверь. Видимо, бывшая библиотека — вдоль стен стоят пустые книжные стеллажи.
Последняя дверь оказалась чуть приоткрытой. Заглянув, он увидел Джеки, томно развалившуюся на диване. Она уже сходила в душ и переоделась, и теперь на ней были спортивные штаны и голубой кашемировый свитер. Волосы еще не просохли, светлые кудри колечками лежали на ее шее. Она слушала музыку, надев наушники айпода, и тоже поначалу не заметила Эдриана. Он на цыпочках вошел в комнату. Джеки поглядела на него и улыбнулась.
— Закрой дверь на замок, — сказала она.
Эдриан запер дверь и подошел к дивану. Джеки встала, и спортивные брюки опустились ниже пупка, едва прикрывая лобок. Она сделала шаг в его сторону, и ее грудь под голубым свитером колыхнулась, словно морская волна. Встряхнула головой, и с волос полетели мелкие капли воды.
— Боже мой, как ты прекрасна.
— Я ждала тебя, милый. И боялась, что ты будешь слишком занят, чтобы повидаться со мной.
— Я слишком занят, чтобы повидаться с тобой, — прошептал он, обнимая ее. — Но не слишком, чтобы взять тебя.
Он сдвинул вниз ворсистую ткань штанов, и они упали на пол. Ее бедра были такими же упругими, как у того породистого жеребца, на котором она каталась в Гайд-парке вокруг Серпентина. Он сильно шлепнул ее по ягодицам ладонью. В ответ она улыбнулась, обнажив ровные белые зубы.
— Ты так хочешь?
— Как? — дрожащим от предвкушения голосом спросил Эдриан.
— Снимай брюки, милый, и узнаешь. И не разочаруй Джеки, а то она очень разозлится.
Все утро Паппас терпеливо беседовал с Молави. Досье росло. Он узнал о проводимых опытах, поставленных задачах, потом о других исследовательских проектах, о которых мог слышать Молави. Гарри все записывал в старомодный блокнот на пружинке, подробно расспрашивал о том, насколько успешно проходят эксперименты на каждом из этапов. Все ли функционирует в штатном режиме? Не возникло ли у кого-то подозрений? Припомнив вопросы, сформулированные Камалем Атваном, он постарался ничего не забыть.
Когда основной список был охвачен, Гарри спросил Молави о других местах в Иране, где ведутся работы по созданию ядерного оружия. Все те, где он хоть раз был, и другие, о которых, возможно, только слышал. Это была самая ценная информация, и Гарри хотел получить ее в первые же часы допроса, на случай, если им придется по какой-либо причине прерваться. Молодой ученый упомянул шесть мест, пять из которых Гарри знал. Шестое оказалось новостью. Мешхед, у восточной границы с Туркменистаном.
— А почему именно там? — спросил Гарри.
— Не знаю. Может, как можно дальше от Израиля?
Гарри сказал, что они поговорят о Мешхеде позднее. Сейчас он хотел узнать, когда Карим пришел в «Тохид» и что происходило в лаборатории с две тысячи третьего года, когда работы по ядерному оружию были официально приостановлены.
— Эксперименты не прекращались. Закрыли одну из программ, но в целом исследования продолжались. После официального заявления о моратории на разработку оружия я занимался тем же самым, что и до него.
— Зачем ты послал нам первое письмо?
— Хотел разбудить вас, сэр. Мне показалось, что вы уснули.
— Извини, но это не слишком хорошее объяснение.
— Я был зол. Правящий режим расправлялся со всем, что мне дорого. Уничтожил моего отца, взялся за моего двоюродного брата, за меня самого. Надо было что-то делать. Иначе, мистер Гарри, я бы просто умер.
— Да, но все равно непонятно. Месть может быть мотивом, но в тебе есть что-то еще кроме этого.
Карим задумался. Он никогда до конца не анализировал мотивы своих поступков, вплоть до сегодняшнего дня действовал инстинктивно, не в состоянии перебороть себя, а не по заранее обдуманному плану. Но что же заставило его пойти на это, не прося ничего взамен?
— Я чувствовал себя униженным, — ответил иранец. — Не мог бы жить дальше, если бы не предпринял хоть что-то. Поэтому я начал действовать, как бы безумно это ни звучало.
— Нет, вот это-то звучит вполне правдиво, — ответил Паппас.
Наступило время ланча. У Гарри бурчало в животе, да и Молави было бы неплохо отдохнуть. Выйдя наружу, в прихожую, Паппас поискал взглядом Уинклера, но там был лишь Джереми. Молодой британский оперативник, который этой ночью был на судне, ходившем в воды Ирана, сидел в наушниках за компьютером и следил за беседой, которая происходила в соседней комнате.
— Где Эдриан? — спросил Гарри.
— Отошел. Думаю, занят чем-то.
Гарри догадывался, чем мог заняться Эдриан, но решил не обсуждать это с младшим по званию, у которого на шее висели наушники. Вероятно, он не станет говорить об этом и с самим Эдрианом.
— Нам надо поесть чего-нибудь горяченького.
