Переступив порог оперного театра, где она доселе ни разу не была, мисс Чаринг испытала легкое потрясение. Потолок зала украшала роспись, ярко освещенная множеством свечей в хрустальных люстрах и канделябрах. Между галеркой сверху и просторной оркестровой ямой снизу тянулись четыре яруса лож, задрапированные бордовой тканью, окаймленной бело-золотистой бахромой. Сцена, на которой уже начинался маскарад, выдавалась вперед, занимая часть зала. Для придания пышности действу были вывешены яркие декорации в восточном стиле, на фоне которых люди на сцене танцевали английский контрданс, венский вальс, французскую кадриль и котильон. Хотя до полуночи оставалось еще очень много времени, зал уже был заполнен зрителями в различных костюмах, начиная от простого домино и заканчивая роскошным дублетом времен Тюдоров
[54]. Почти на всех были маски, но некоторые смелые девицы и джентльмены обходились без них. Они вели себя с отталкивающей развязностью, как казалось Китти, воспитанной в строгости, вдалеке от столичной жизни.
Том Скортон был из тех людей, которые готовы без устали болтать на интересующие его темы, главное, чтобы нашлись слушатели. С лукавым видом он проводил матушку, сестер и гостей в ложу, располагавшуюся в самом нижнем ряду, попутно хвастаясь тем, как ловко и дешево сумел снять ее. Однако, оказавшись в ложе, Китти не смогла разделить восторг молодого человека, ибо сидевшие в ней были открыты для жадных взоров повес, которые в непринужденной атмосфере маскарада вели себя с легкой навязчивостью, угадывая за полумасками красоту и молодость их обладательниц. И с каждой минутой число таких докучливых джентльменов лишь возрастало. Никто из дочерей миссис Скортон от этого не смутился. Элиза же зашла столь далеко, что принялась обмениваться двусмысленными репликами с незнакомцем, облаченным в нелепый костюм, призванный сделать его похожим на Карла I, а Сюзанна согласилась на буланже с каким-то молодчиком в наряде Арлекина. Шевалье вскоре увел Оливию из ложи танцевать, Китти же пришлось уступить просьбам Тома и потанцевать с ним пару котильонов.
Когда они вернулись, то обнаружили, что в ложе никого нет. Том радостно заявил: его матушка, вероятнее всего, пошла в фойе, чтобы там чем-нибудь освежиться. Учитывая весьма своеобразный характер своего кавалера, оставаться с ним наедине в ложе девушке совсем не хотелось. Мисс Чаринг уже начинала серьезно сожалеть о том, что не нашла благовидный предлог для отказа поехать на маскарад. К счастью, вскоре в ложу вернулись Сюзанна и мистер Мальхем, и она постаралась получить от происходящего столько удовольствия, сколько было возможно при данных обстоятельствах.
Если бы рядом находились Фредди и Джек, девушка, вероятно, сумела бы насладиться ярким зрелищем, ибо ничего подобного до сих пор не видела. Но, сидя в ложе и взирая на пестро одетую, снующую рядом толпу, Китти сжималась, каждую секунду ожидая, что очередной разодетый щеголь начнет приставать к ней с двусмысленными комплиментами. Сколь бы далека ни была мисс Чаринг от столичной жизни, в разумности ей отказать было нельзя. Вскоре она прекрасно осознала – маскарад не то место, которое следует посещать молодым девушкам из общества. Теперь ей стало понятно, что имел в виду Фредди, когда предупреждал ее, что общение с родственниками Оливии может поставить ее в затруднительное положение. По своей мягкосердечности Китти нисколько не сожалела о том, что подружилась с Оливией, но была весьма разочарована тем, что позволила себе сблизиться с ее родней. Теперь предупреждения Мэгги уже не казались ей такими уж безосновательными, и Китти готова была извиниться перед леди Букхейвен, ведь она посчитала ее излишне жеманной и склонной к снобизму.
Спустя некоторое время появились кузен вместе с Оливией. Китти удивило, насколько чужда была эта пара атмосфере маскарада. Праздник их явно не радовал. Там, где кончалась полумаска, лицо девушки казалось мертвенно бледным. Губы шевалье кривились в неестественной улыбке. Оливия села в кресло в глубине ложи, сославшись на жару и усталость. Немного помедлив, шевалье д’Эвроне пригласил Китти на вальс.
Когда же они покинули ложу, выражение веселья окончательно сползло с его лица, поэтому Китти, набравшись решимости, спросила:
– Вы не возражаете, Камилл, если вместо танцев мы просто погуляем по коридору? Я весь вечер искала возможности побеседовать с вами. Оливия совершенно права. Здесь нестерпимо жарко.
– A volonté
[55], – бесцветным голосом произнес шевалье и вывел девушку из шумного, заполненного людьми зала в сравнительно прохладный коридор.
Здесь они нашли два свободных стула, поставленных вдоль стены, и уселись на них.
– Скажите, пожалуйста, что случилось, Камилл, – приступила Китти к расспросу. – Что вас столь сильно опечалило?
Обхватив голову руками, молодой человек промолвил, словно каждое слово давалось ему с величайшим трудом:
– Я повел себя как безумец, когда согласился приехать сюда! Мне нельзя поддаваться искушению, но я не смог устоять… Я à corps perde…
[56] Какой же я безумец! C’en est fait de moi…
[57]
Испугавшись, Китти воскликнула:
– Боже правый! Что случилось?
Шевалье сорвал с себя маску и провел рукой по лбу, сдерживая нервный, непрошеный смешок.
– Сдается мне, – сказал он, – вы, моя дорогая кузина, уже и так догадываетесь. Впрочем, довольно недомолвок! Я не могу, не имею права добиваться руки этого ангела. Я бесчестный человек. Мне не следовало позволять, чтобы наши отношения заходили столь далеко. Adieu espoir…
– Камилл! Я, конечно, наполовину француженка, но язык знаю не в должной мере, – сказала Китти. – Объясните мне все по порядку, прошу вас.
– Прощай, надежда, – пояснил шевалье д’Эвроне.
Китти эта фраза показалась до боли похожей на те, что обычно говорила при ней мисс Фишгард в наиболее сентиментальные минуты, поэтому девушка с трудом подавила предательский смешок. Поборов в себе это желание, она спросила:
– В чем дело?
Кузен, махнув рукой, ответил:
– Мне дали право увидеть рай, но он для меня недоступен.
– Камилл, бога ради, выражайтесь более приземленно, – уже начиная сердиться, попросила мисс Чаринг. – Если вы считаете Оливию раем, но думаете, что она не для вас, объясните, почему вы так полагаете. Вы что, поссорились?
– Тысячу раз «нет»! – рьяно заверил кузину шевалье д’Эвроне. – Я не посмел бы ссориться с ангелом, спустившимся с небес. Одна только мысль об этом подобна богохульству.
