…Ветки дома не оказалось, где ее черти носили – непонятно, но, значит, не судьба сегодня перемирие устраивать.
– Тебе повезло, – хохотнула Коваль, возвращаясь в машину и глядя на Хохла.
– Это не мое дело, – угрюмо бросил он.
– Вот спасибо!
Дома ожидал сюрприз – повестка из прокуратуры. Дело об убийстве мужа, конечно, завели, но на успех в милиции особо не надеялись – не раскрываются такие дела… И каждый понимал, что Коваль сама куда быстрее найдет и накажет исполнителей и заказчиков, чем это сделает прокуратура и милиция, поэтому никто слишком уж землю не рыл, так – для видимости. Но завтра ехать все же придется. Марина весь остаток дня провела в постели, читала какую-то ерунду и запивала ее зеленым чаем. Даже Хохол, привыкший к тому, что после кладбища она непременно напивается в дрова, был шокирован – Коваль не попросила принести текилу, только чай.
– Ты не заболела? – Он пощупал лоб, и Марина улыбнулась:
– Странно видеть меня трезвой?
– Ты никогда не изменяешь своим привычкам, а сегодня…
– А сегодня не хочу. Устала. Полежи со мной, – попросила она неожиданно для самой себя, да и для него тоже.
Женька прилег на край кровати, но Коваль притянула его ближе к себе, подергала за майку:
– Ты не знаешь, что я терпеть не могу одетых мужиков в своей постели?
– Тебя не поймешь – то не подходи, то раздевайся, – пробормотал он, снимая майку и спортивные брюки. – Иди ко мне, – он обнял ее, но Марина, отстранившись немного, негромко сказала:
– Женя, я не шутила.
– Я понял. Но обнять тебя я могу?
– Можешь. Можешь даже остаться у меня, но предупреждаю – если что, не жалуйся потом!
– Не волнуйся, цела будешь…
Как же она всю ночь хотела его, кто бы знал… Но она дала себе слово, что этого больше не будет, и сдержит.
Визит в прокуратуру шокировал – вместо следователя в кабинете ожидал начальник ГУВД.
– Что вы делаете здесь, господин подполковник?
– Жду вас, – честно ответил Ромашин, отодвигая ей стул.
– Зачем?
– Хотел увидеть.
– Странный способ вы нашли, – заметила Коваль.
– Но ведь по-другому вы не согласились бы, – резонно откликнулся он.
– И что будет дальше? – поинтересовалась Марина, вынимая сигареты.
– А чего бы вам хотелось?
– Мне?! От вас?!
– Вы делите мир на ментов и правильных людей, да, Марина Викторовна? – усмехнулся Ромашин. – Иначе откуда такой сарказм в голосе?
Она смотрела ему прямо в глаза и улыбалась, а внутри все почему-то вздрагивало. Чем-то неуловимым этот мент напоминал ей погибшего мужа. Ромашин оказался изобретательным – он взял ее за руку и поднял со стула, притягивая к себе:
– Поедем ко мне, девочка… поедем, я не могу здесь…с тобой нельзя так, ты же совсем другого уровня женщина… поедем, Мариша… – Он словно не замечал, что невольно перешел на «ты», и она тоже не заметила этого.
Не понимая, что нашло на нее, Коваль спокойно дала увести себя из кабинета, вывести через пожарный выход во внутренний двор и усадить в припаркованную там «Волгу».
– Охрана с ума сойдет… Куда мы едем? – пробормотала она.
– Ко мне на дачу.
– Ты спятил, да? Ты хоть понимаешь, что сейчас происходит? – спросила Марина, глядя на его решительное лицо.
– Конечно – я везу к себе женщину, которая лишила меня сна и желания работать. – Подполковник улыбнулся, довольный таким поворотом событий.
Он приготовился услышать от нее что угодно, приготовился даже к тому, что она ударит его, начнет кричать… Но Коваль сидела в его машине абсолютно спокойная, только про охрану вот вспомнила.
– Нет, Ромашин, ты на это с другой стороны посмотри – подполковник, мент, начальник городской управы, везет к себе бандитку…
– Не наговаривай на себя! – отрезал он, сворачивая на проселок. – Мне все равно, кем ты себя считаешь.
– Так это не я – это твои братья по классу! – засмеялась Коваль, положив свою руку на его, сжимающую руль, и Ромашин вздрогнул от прикосновения прохладной кожаной перчатки.
Дача оказалась на уровне – двухэтажный коттедж, в котором и зимой было неплохо. Ромашин быстро затопил камин, подвинув Марине кресло.
– Не замерзла? Сейчас быстро тепло станет, здесь вообще всегда тепло. Хочешь коньячку? – предложил он, положив руки ей на плечи.
– Не хочу.
– А я бы выпил…
– Нервничаешь?
– Есть немного, – признался Ромашин, осторожно наматывая на палец прядь черных волос. – Ты думаешь, мне было легко решиться?
– Решился ведь, – пожала она плечами.
Он обошел кресло, в котором Марина сидела, опустился на пол и уткнулся лицом в ее колени:
– Если бы ты знала, что творится сейчас у меня в душе…
– Я не хочу знать этого – мне и своего хватает. – Она опустила руку на его голову, прикоснулась к волосам, и он поднял глаза:
– Если ты сейчас скажешь, я отвезу тебя домой…
– Что, передумал? – улыбнулась Коваль, погладив его по щеке.
– Как я могу передумать? Но ведь и заставить тебя я тоже не могу… если ты не хочешь, ничего не будет.
– Тогда зачем ты замутил все это?
– Уже не знаю…
– Хочешь, скажу? – Она наклонилась к его лицу близко-близко и зашептала: – Потому что тебе до смерти захотелось узнать, что же во мне такого, что заставляет тебя постоянно обо мне думать… Пойдем, Саша, я покажу тебе все, что ты хочешь…
Он подхватил ее на руки и понес в спальню, на кованую кровать, осторожно раздел и замер, глядя.
– Господи…
– И что такого ты увидел, что повергло тебя в ступор? – поинтересовалась Коваль, ложась на бок.
– Тебя…
– Иди ко мне…
Он долго лежал рядом, боясь прикоснуться, только гладил пальцами лицо. Марине было странно наблюдать за подобной нерешительностью – обычно мужики сразу знали, что и как.
– Можно, я поцелую тебя?
– Саша, ты такой смешной – я лежу перед тобой совершенно голая, а ты спрашиваешь разрешения поцеловать меня…
– Я боюсь, что ты исчезнешь, если я к тебе прикоснусь.
– Если бы я собиралась исчезнуть, я изначально не поехала бы – к чему такие сложности? – Она перевернулась на живот и поцеловала его грудь, едва коснувшись губами. – Ты же видишь – я здесь, с тобой…
Это было странно – взрослый мужчина вел себя как подросток, впервые оказавшийся в постели с женщиной. Он долго изучал ее, прежде чем войти, целовал и гладил так нежно, что Марине почему-то хотелось плакать – таким иногда бывал Егор… Когда же она, заплакав все-таки, упала лицом в подушку, он изумленно повернул к себе ее голову и, поцеловав в губы, спросил:
