Я заметил, что неподалеку к деревянной перекладине привязана маленькая беленькая козочка. Видимо, это Идунн ее с собой привела – она очень любила козье молоко и редко ела на обед что-либо более существенное. Я отвязал козу и вышел с ней вперед.
– Хочешь молочка? – обратился я к Скади, заслужив ухмылку Тора. Но на нашу северную гостью это не произвело ни малейшего впечатления. Да уж, эту аудиторию мне будет завоевать непросто, думал я.
И я с самым невинным видом продолжал:
– Видите ли, мадам, я вел эту козу на рынок…
Я дернул за поводок, и коза тут же потянула в другую сторону.
– Вот ведь какая упрямица! – сказал я. – Типичная коза. Никогда не сделает то, что ей говорят. Значит, я шел на рынок с такой же вот корзиной фруктов… – Я взял со стола одну из корзин и продемонстрировал, в чем, собственно, было дело. Как только я подносил корзину достаточно близко к козьей морде, как животное тут же пыталось стащить какой-нибудь фрукт. Это была веселая молодая козочка, и мне стоило немалых усилий удерживать ее на месте.
Я посмотрел на Скади, которая по-прежнему смотрела на меня без улыбки, и сказал:
– Надо бы привязать козу, да не к чему… – Я сделал вид, что озираюсь. – Нужна какая-нибудь… э-э-э… штуковина примерно вот такой длины, – я показал расстояние между раздвинутыми большим и указательным пальцами – дюймов шесть.
Тор, никогда не отличавшийся скромностью, непристойно заржал.
А я, изображая растерянность, продолжал в том же духе, осматривая себя самого – рылся в карманах, приподнимал жилет, дергал за ремень. Потом, помолчав, опустил глаза на пару дюймов ниже живота. Теперь уже по толпе зрителей прокатился выжидающий смешок.
Но я и не думал останавливаться.
– Итак, остается привязать козу к единственно подходящему для этой цели – гм… выступу… – И я привязал поводок… в общем, к этому самому месту. Как раз в этот момент козочка сильно дернула за поводок, и я невольно охнул.
Здоровенная рожа Тора прямо-таки побагровела от смеха.
– Эй, немедленно прекрати! – заорал я, обращаясь к козе, и тоже дернул за поводок. Из корзины упало несколько фруктов, и козочка, пританцовывая от нетерпения, потянулась к ним, таща меня за собой.
– Ой-ой-ой! – истошно завопил я. Еще несколько фруктов упали на землю. – Что ты делаешь? Мои сливы! Мои сливы!
Теперь уже хохотали все боги. Даже ледяная Скади не выдержала. Оказалось, единственное, что может ее рассмешить, это коза, привязанная к… причинному месту Вашего Покорного Слуги
[54].
Я еще только раз видел впоследствии, как смеется Скади. И, увы, при весьма трагических обстоятельствах – по крайней мере, для Вашего Покорного Слуги. Но это уже совсем другая история; она куда больше подходит для более мрачного и холодного дня.
Короче говоря, Охотница вступила в наши ряды, но, как оказалось, ненадолго. Уж больно она тосковала по снегам дальнего Севера, по вою волков, по ледяным торосам. Ну а Ньёрд, несмотря на горячее желание во что бы то ни стало закрепить этот брак и сделать его долгим и счастливым, обнаружил, что не способен жить так далеко от Асгарда и своего дворца, окна которого выходили прямо на океан, так что в комнатах всегда слышался шелест волн и крики чаек, а над верандой мелькали тени пышных облаков, собиравшихся над бескрайним водным простором. В итоге супруги договорились жить раздельно, хотя Скади всегда очень приветливо встречали в Асгарде, и она порой заглядывала туда в обличье какой-нибудь красивой северной твари – то орла, то полярного волка, то снежного барса с льдисто-голубыми глазами.
Мне, разумеется, ничуть не было жаль, когда вскоре Скади покинула Асгард. Хотя моя клоунская выходка однажды и спасла меня, а также нас всех, но Охотница по-прежнему поглядывала на меня не слишком ласково. Видимо, она до сих пор точила на меня зуб, и я чувствовал, что чем дальше я буду находиться от нее – и ее волшебного кнута! – тем лучше.
Впоследствии оказалось, что я был абсолютно прав, но об этом позже. А пока достаточно сказать, что, хотя смех и является лучшим лекарством, некоторых все же исцелить невозможно даже с помощью смеха. Скади была как раз из таких. Ну и еще Лорд Сурт. В Хаосе вообще смеха не знают; разве что отчаянный хохот несчастных заключенных, которые томятся в Черной крепости, принадлежащей Сурту. Но этот урок мне еще только предстояло усвоить. А пока, чем больше времени я проводил в этом мире смеха, ненависти и мести, тем меньше у меня, пожалуй, оставалось шансов когда-либо вернуться к исходному состоянию…
Урок четвертый. Любовь
Любовь скучна. Любовники еще скучнее.
Локабренна
Вы бы, наверное, подумали, что после такого опасного случая, когда обитатели Асгарда находились на волосок от новой войны, они стали чуть более осмотрительными в своих симпатиях. Однако в тот год любовь буквально витала в воздухе – возможно, из-за возвращения Идунн и ее молодильных яблок, – и вдруг оказалось, что все боги дружно подумывают о браке. Я-то, разумеется, к этому относился в высшей степени положительно. Брак означает ссоры, раздоры, что как раз и связано с одним из моих имен. Как известно, посеять ссору между супругами куда легче, чем между двумя одинокими и, естественно, более душевно здоровыми субъектами.
Возьмем, к примеру, Фрейра. После того, как я принес ему чудный подарок, изготовленный кузнецами-цвергами – и, заметьте, сильно при этом рисковал! – мне казалось, что я услышу от него хоть слово благодарности. Ничего подобного! Мое подношение Фрейр принял как должное, и это заставило меня думать, что ему, пожалуй, стоит дать небольшой урок, научить его быть благодарным.
Я постарался на время залечь поглубже, чтобы в тишине пережить вновь обретенную славу. Приятно, конечно, быть знаменитым, думал я, но моя репутация как-то слишком быстро начала мне мешать. И потом, на мой взгляд, трюкачество требует сосредоточенности, а всевозможные подставы лучше устраивать втихомолку. Хуже всего, конечно, повели себя жители Мидгарда – стоило мне пройти мимо, и на меня тут же начинали показывать пальцем, требовали анекдотов; а некоторые настолько поверили в мои способности, что даже просили написать мое имя на амулете, оружии или просто камне. Я обнаружил, что единственный способ избежать народных волнений в тех местах, где я оказываюсь, – это скрыть свое обличье, надвинув на глаза шляпу, накинув на голову капюшон плаща или во что-нибудь превратившись. Все это было утомительно, а также затрудняло мои непрекращающиеся поиски союзников в тайной борьбе против Одина и его свиты.
Кроме того, список тех, кто считал меня личным врагом, возрастал с каждым днем. Народ Льдов по-прежнему считал меня виновником трагической гибели Тьяцци, так что оттуда мне помощи ждать было нечего. Как, впрочем, и милосердия, если бы великаны меня поймали. Примерно так же относились ко мне и горные великаны, а также цверги, которые, как черви, копались в подземных туннелях. О Хаосе и говорить нечего. И я решил умерить активность и не соваться за пределы Асгарда, пока моя слава несколько не утихнет. В данный момент я собирался сосредоточиться на более простой задаче: постепенном подрыве авторитета богов. Действовать следовало поочередно, и я уже присмотрел несколько точек приложения сил, но мои методы носили скорее оппортунистический характер, чем являлись частью некого продуманного плана; кстати, именно благодаря этому я и сумел столь многого добиться. Используя в своей новой игре обретенные мною знания в области человеческих слабостей и эмоций, я пришел к следующему выводу: хотя алчность, страх и ревность – мотивации весьма сильные, но есть мотивация и посильнее, и называется она любовь.
