Кентон облегченно выдохнул и поднялся. Затем, осторожно зажав ржавую проволоку между большим и указательным пальцами, перешагнул через нее и медленно двинулся вперед.
Однако, снова оказавшись в лесу, Кентон резко прибавил шагу. Он решил: возвращаться на дорогу близ пограничного поста не стоит. В этих краях любители пеших прогулок встречаются не часто; так что велика вероятность того, что его заметят, остановят и попросят показать паспорт. А потому Кентон выбрал маршрут, который, по его расчетам, должен вывести его на дорогу примерно в миле от границы. Но в темноте и среди деревьев он вскоре сбился с пути, опять стал кружить и через час вышел на дорогу где-то в сотне ярдов — или даже ближе — от пограничного поста. Решив, что и без того потратил слишком много времени, Кентон двинулся по опушке вдоль дороги — если заметит какое-то движение впереди, сразу можно укрыться за деревьями. Но дорога была пуста. Где-то поодаль башенные часы пробили восемь; и вот минут десять спустя он, отряхиваясь и поправляя галстук, подошел к деревне под названием Манфурт.
На крошечной площади, напротив почты, стоял полуразвалившийся автобус с включенными фарами и работающим двигателем. В салоне сидела крестьянка с корзиной — в ней попискивали и копошились желтенькие цыплята. На ступеньке с большим чемоданом в руке стоял молодой работяга. Застенчиво улыбаясь, он прощался с веселой компанией друзей, топтавшихся рядом на дороге.
Кентон посмотрел на табличку с маршрутом. Автобус через Хохенфурт, Зилберберг и Каплиц следовал в Будвайс.
Без четверти двенадцать ночи следующий из Будвайса поезд медленно подкатил к платформе пражского вокзала.
Сидевший в пустом купе Кентон поднялся, сунул левую руку в карман пальто, чтобы не было видно пятна крови на обшлаге, и вышел в коридор.
Поезд дернулся и остановился. Кентон спустился из вагона, прошел вдоль платформы, отдал свой билет на контроле и двинулся к ближайшему выходу.
Несмотря на поздний час, народу на вокзале было полно, и Кентон не замечал двоих мужчин до тех пор, пока не поравнялся с ними. Внезапно его грубо подхватили с двух сторон под руки, а под ребра ткнулся округлый и твердый ствол пистолета. Сердце у Кентона упало.
— Herr Kenton?
Он помедлил, а затем пожал плечами. Невозможно догадаться, каким образом, но его все-таки выследили! И раз уж он попался, осложнять свое и без того печальное положение, пожалуй, не стоит. Следует принять его как неизбежное. И Кентон кивнул:
— Ja.
— Gut.
Они повели его к выходу, затем — вниз, по ступенькам, к поджидавшему у тротуара большому «мерседесу» с шофером в униформе.
Один из мужчин сел на заднее сиденье. Его напарник толкнул к нему Кентона.
— Einsteigen!
[38]
Кентон влез в машину, за ним последовал мужчина с револьвером, и журналист оказался посередине. Шторки на окнах были опущены, машина тронулась с места. Сначала Кентон размышлял — стоит ли попросить этих людей предъявить удостоверения? Вроде бы похожи на полицейских в штатском, но ведут себя как-то слишком неформально.
Внезапно он обернулся к мужчине, сидевшему слева.
— Куда вы меня везете?
— Stillschweigen!
[39]
Для пущей убедительности в бок ему снова ткнулся ствол револьвера.
Кентон откинулся на спинку сиденья и принялся судорожно соображать. Если они не из полиции, то кто, черт возьми, такие и куда его везут?
Похоже, что пунктом назначения была не Прага. Уж слишком быстро мчалась машина! Совершив несколько крутых поворотов, минут через десять она устремилась по прямой. Судя по хорошо уложенному асфальту и легкости, с которой машина делала виражи, они выехали из города и мчались теперь по главной дороге.
Кентон покосился на своих стражей. Невыразительной внешности, гладко выбритые мужчины в черных макинтошах и темно-серых фетровых шляпах, словом — типичные континентальные полицейские в штатском. Он решил завязать с ними разговор, попросив разрешения закурить. Мужчина с револьвером — похоже, он был здесь главный — что-то проворчал в знак согласия. Но от предложенной сигареты отказался, покачав головой. Второй не проронил ни слова. Кентон оставил эти попытки.
Через несколько минут машина свернула влево и стала спускаться по холму; затем повернула вправо, замедлила ход и остановилась.
Ни один из находившихся в машине людей не выказывал желания выйти. Затем кто-то дверцу отворил снаружи.
— Heraussteigen!
[40]
Кентон вышел и в сопровождении эскорта стал подниматься по широким ступеням к высоким и массивным дверям. У него не было времени как следует разглядеть фасад этого большого и явно дорогого дома. Вот шофер распахнул перед ним двери, и он вошел в узкий, продолговатый и очень ярко освещенный холл.
Дверь в его дальнем конце распахнулась, из нее вышел мужчина и, улыбаясь, заспешил навстречу. Кентон был так потрясен, увидев его, что на секунду лишился дара речи. Затем кивнул.
— Мне следовало это предвидеть, — мрачно пробормотал он.
— Да уж, это точно, что следовало, — усмехнулся Залесхофф. — А мы ждали вас более ранним поездом. Вы, должно быть, страшно устали! Идемте же, вам надо выпить! Тамаре не терпится увидеть вас снова, — добавил он, и на губах его заиграла многозначительная и лукавая улыбка завзятого сводника.
Кентон шел через холл, словно в тумане. Уж не сошел ли он с ума, уж не привиделось ли ему все это?..
14
Маневры
Кентон оглядел комнату, в которую его ввели, и одобрительно кивнул:
— А у вас тут очень мило!
Залесхофф поднял голову от подноса с напитками.
— Владелец этого дома — тайный поклонник не столь давно почившей императрицы Евгении, супруги Наполеона III. Поэтому такая обстановка. Честно говоря, она немного действует мне на нервы. — Он протянул Кентону стакан виски с содовой.
Журналист взял его и посмотрел на свет.
— Надеюсь, никаких капель, вырубающих напрочь, никаких малоизвестных ядов растительного происхождения или наркотиков тут не подмешано? — язвительно осведомился он.
Залесхофф нахмурился.
— У меня уже имелась возможность отметить у вас, Кентон, отвратительную манеру острить по поводу и без! Если не хотите пить, так и скажите прежде, чем я налью себе.
Кентон поставил стакан и вздохнул.
— Извините, Андреас, но не вам меня винить. Вы попросту свалили, оставив у меня на руках отвратительного младенца в виде обвинения в убийстве. Я попросил вашего сообщника Рашенко помочь мне уйти. И вот он приносит мне пальто, запачканное кровью, все это, как я подозреваю, принадлежало джентльмену по фамилии Борованский — кровь я имею в виду. Затем вы посылаете за мной пару головорезов, маскирующихся под детективов, и они похищают меня. А теперь предлагаете мне выпить. Так почему бы заодно и не отравить, а, скажите на милость?
