— Впервые в жизни согласен с вами, — пробормотал в ответ Кентон.
— И тем не менее, — продолжил Саридза, — мне не слишком хочется видеть, как вы умрете. Вы производите впечатление человека мыслящего — до определенной степени, разумеется! Вы довольно талантливый журналист. И еще обладаете качеством, которое я, будучи бизнесменом, ценю очень высоко, — чувством лояльности. Теперь такие люди попадаются редко. Лояльности можно добиться силовыми методами, ее можно купить, но лично я не слишком полагаюсь на результат, добытый таким путем. Мне могут понадобиться ваши услуги, мистер Кентон.
— Работу, что ли, предлагаете?
— Предлагаю. И вовсе не прошу вас предавать этого человека, Залесхоффа. Его в расчет можно уже не принимать. Предлагаю вам альтернативу казни. Если согласитесь на мое предложение, останетесь здесь, а не отправитесь на тот свет за компанию с этими двумя.
— И в чем же состоит ваше предложение?
— О, все очень просто! Вы продолжите свою работу, но только под моим руководством. Время от времени вам будут подкидывать специальные темы — новости, о которых станете писать. Вот, собственно, и все! И зарплату я вам назначаю приличную — пятьдесят тысяч французских франков в год. Вы мой протеже, а потому для вас всегда будут открыты все дороги и пути, если, конечно, вы будете неуклонно придерживаться этой линии, мистер Кентон.
— Звучит весьма заманчиво!
— Рад слышать это. Но только, пожалуйста, не воображайте, что, согласившись на мое предложение, сможете вмешиваться в дело, которым я сейчас занимаюсь. Свобода передвижений будет ограничена для вас на протяжении нескольких недель. А там ступайте себе на все четыре стороны.
— Иными словами, я буду торчать здесь до тех пор, пока Кодряну под контролем, до тех пор, пока союз с Германией не окрепнет и судьба нефтяных концессий не будет решена в пользу Пан-Евразийской компании, так, что ли?
— А вы еще умней, чем я ожидал! Да, до тех пор, пока все эти вопросы не утрясутся в Бухаресте.
— И это все?..
— Не совсем. Вы можете вообразить, что, согласившись на эти мои условия, спасете свою шкуру, чтобы затем удрать и выйти из дела. Не получится! Я требую доказательств искренности ваших намерений.
— Каких еще доказательств?
— Там, на кухне, человек, которого схватил и обезвредил Майлер. На полу рядом с вами лежит его наниматель. К завтрашнему утру эти люди умрут. Это произойдет с той максимальной степенью вероятности, которая только возможна в нашем мире неопределенности. Что, если я попрошу вас пристрелить эту парочку? Сделать за нас грязную работу? Это же очень просто! Всего два выстрела, помощники Майлера выступят в роли свидетелей, — и дело сделано. Ну, что скажете?
Очень трудно сохранять чувство собственного достоинства, когда лежишь на полу, связанный по рукам и ногам, точно овечка для заклания, но Кентону это удалось.
— Я бы сказал, — медленно и многозначительно начал он, — что вам самое место в сумасшедшем доме. Среди маньяков-убийц.
Губы Саридзы сжались в тонкую плотную полоску.
— Вы что же, мистер Кентон, считаете, что ничто не сможет заставить вас изменить свое решение?
— Ничто.
Саридза вздохнул.
— Впервые за все время, — заметил он, — вижу, как человек совершает самоубийство, произнеся всего одно слово. — Он обернулся, так как в комнату в этот момент вошел Майлер. — Шевели задницей, нельзя терять время! Тащи этих двоих в машину!
Кентона протащили через холл на улицу и бросили на пол машины, стоявшей с включенным мотором. Через несколько минут рядом с ним оказался Залесхофф — по-прежнему без сознания. Затем Майлер и Берг появились снова, на этот раз они волокли Григория. В свете, падающем из холла, Кентон успел заметить, что лицо механика все в крови. Григория швырнули на заднее сиденье, и он тихо застонал. Его дыхание было хриплым и прерывистым.
Через минуту из дверей дома вышел Саридза.
— Возьмешь с собой Берга, — услышал Кентон его слова. — Мы с Генрихом поедем следом в другой машине. Со сторожем сами разберетесь, но только не причиняйте ему вреда. И еще — ни при каких обстоятельствах он потом не должен вас узнать!
Майлер буркнул что-то в знак согласия, дверца со стороны водителя захлопнулась, и машина рванула вперед.
Она с ревом мчалась по ухабистой дороге, той самой, по которой они чуть раньше этим вечером подъехали к дому. Связанного и беспомощного Кентона немилосердно швыряло из стороны в сторону. Что еще хуже, безжизненное тело Григория начало сползать с сиденья и могло свалиться на журналиста и Залесхоффа. Чтобы не допустить этого, Кентон по мере сил плечом заталкивал его обратно.
Еще минут двадцать такой тряски, и вот машина остановилась, и сидевшие на переднем сиденье мужчины вышли. Кентон слышал их шаги и невнятные голоса — они шли куда-то вперед по дороге, и под их ногами похрустывал гравий. А через секунду донесся сдавленный крик и звуки какой-то возни. Впрочем, длилось все одну-две секунды, затем наступила тишина. Вдруг Кентон услышал щелчок и скрип — это открывались тяжелые железные ворота. «Должно быть, мы уже на кабельном заводе, — подумал он, — и кричал, наверное, сторож». Вскоре Майлер и Берг вернулись к машине и молча уселись на переднее сиденье. Потом послышался новый звук — это сзади подъезжала какая-то машина. Майлер включил мотор, выжал сцепление, они немного проехали вперед, свернули влево и через несколько ярдов остановились. Снова хлопнули дверцы, шаги затихли вдали. Через несколько минут Берг вернулся уже с Генрихом, они вытащили Кентона из машины и поволокли по выложенной бетонными плитами дорожке. Остановились у деревянной двери в кирпичной стене. Дверь распахнулась, и Берг придерживал ее, пока Генрих затаскивал журналиста внутрь.
Несмотря на плохое освещение, Кентон все же разглядел, что находится в длинном и узком заводском здании. Сильно пахло резиной и битумом. Он различил длинный ряд каких-то странных станков, напоминающих в темноте гигантских, распластавшихся на полу насекомых. В дальнем конце цеха внутрь просачивался свет через небольшое окно-фонарь. Отсек, где оно находилось, был частично отделен от главного помещения рифленой железной перегородкой. К этому отсеку его и поволокли.
С одной из потолочных балок свисала одинокая лампа в стальном плафоне. В круге света под ней стояли Саридза и Майлер. Кентона бросили к их ногам — прямо на бетонный пол, запыленный меловой пудрой.
— Оставьте его, тащите остальных, — распорядился Саридза по-немецки.
Берг и Генрих удалились. Саридза и Майлер о чем-то перешептывались. Кентон перекатился на левый бок и стал озираться по сторонам.
Отсек был примерно восемь ярдов в ширину и шестнадцать в длину. Никаких станков тут не было. В бетонный пол на расстоянии около трех ярдов друг от друга были вделаны два узких стальных рельса, они тянулись по всей длине помещения. В одном месте над ними нависал подвижный портальный кран, стальные тросы позволяли ему передвигаться и дальше, к главному цеху. В другом конце отсека рельсы обрывались у двух двояковыпуклых железных дверей, каждая была примерно около шести футов в диаметре и закреплена на массивных петлях. На одном из рельсов стояли три приземистые вагонетки. Две из них были наполнены большими металлическими барабанами с намотанным на них кабелем.
