К радикальным переменам во взглядах привели не только новые научные исследования, но и важные социальные и политические события. Гитлер вырыл могилу не только себе, но и всей расовой теории. Развязав Вторую мировую войну, он вынудил своих противников провести четкую границу между понятиями «мы» и «они». Именно потому, что нацисты превратили расизм в идеологию, на Западе расовая теория оказалась безнадежно скомпрометирована. Хотя и не сразу Превосходство белых оставалось господствующей идеологией в американской политике вплоть до 1960-х. Политику «Белой Австралии», ограничивавшей приток эмигрантов другого цвета кожи, отменили только в 1973 году. Аборигены получили гражданские права лишь в 1960-х, и все равно их не допускали к выборам, потому что считали вторым сортом. Пациентов психбольниц в Швеции принудительно стерилизовали до 1975 года.
Нацисты не ненавидели человечество. Они боролись против либерального гуманизма, прав человека и коммунизма именно потому, что восхищались человеком. Они верили в огромный потенциал человека — как вида. Но, следуя логике Дарвина, полагали, что нужно дать естественному отбору отсеять непригодные экземпляры и оставить для размножения лучшие. По их мнению, либерализм и коммунизм мешали эволюции, поскольку помогали выжить слабейшим, причем не только выжить — они предоставляли ему равные возможности для размножения. В море гнилого либерализма самых пригодных человеческих особей захлестнет море хилых дегенератов. Человечество с каждым поколением будет вырождаться, пока не вымрет.
В 1942 году немецкий учебник биологии в главе «Человечество и законы природы» разъяснял, что высший закон природы обрек все живые существа на беспощадную борьбу за выживание. После рассказа о том, как растения борются за территорию, как жуки сражаются за самку и т.п., учебник провозглашает:
«Борьба за существование жестока, но это единственный способ поддержать жизнь. В это борьбе отсекается все непригодное для жизни и остается все, что способно выжить... Эти естественные законы неотменимы, все живое подтверждает их самим фактом своего существования. Они неумолимы. Кто им противится, исчезнет без следа. Биология говорит нам не только о животных и растениях, но и указывает законы, которым мы должны следовать в своей жизни, укрепляет волю жить и бороться в соответствии с этими законами. Смысл жизни в борьбе, и горе тому, кто согрешит против этих законов».
Далее следует цитата из Mein Kampf: «Тот, кто противится железной логике природы, борется против принципов, которым он обязан своим существованием как человек. Бороться против природы значит навлечь на себя гибель»
[64].
Нацистская карикатура 1933 года. Гитлер представлен в образе скульптора, творящего сверхчеловека. Очкастый либерал напуган той жестокостью, которая требуется для создания сверхчеловека. Опять-таки обратите внимание на эротическое прославление человеческого тела
* * *
На заре III тысячелетия будущее эволюционного гуманизма туманно. В течении шестидесяти лет после окончания войны против Гитлера казалось недопустимым соединять понятия гуманизма и эволюции и предлагать биологические методы превращения Homo sapiens в сверхчеловека. Ныне подобные проекты снова вошли в моду. Никто не заговаривает об уничтожении низших рас или больных людей, но многие хотели бы использовать накопленные знания о природе человека для создания сверхчеловеков.
Одновременно ширится пропасть между заповедями либерального гуманизма и новейшими открытиями биологии. Не замечать эту пропасть уже невозможно. Либеральная система — и политическая, и юридическая — основана на убеждении, что каждый индивидуум обладает священной внутренней сущностью, неделимой и неизменной, которая и придает смысл миру и является источником любого морального и политического авторитета. Это отголоски традиционной христианской веры в свободную и вечную душу, пребывающую в каждом. Однако за последние двести лет эта вера изрядно поколебалась. Ученые, изучающие работу человеческого организма, душу в нем не отыскали. Поведение человека определяется скорее гормонами, генами, синапсами, чем свободной волей, — теми же факторами, которые определяют поведение шимпанзе, волков и муравьев. Наша судебная и политическая система пытается замести неприятные истины под ковер. Но как долго продержится осыпающаяся стена, которой мы отгородили департамент биологии от департамента законов и политических наук?
Глава 13. Секрет успеха
Торговля, империи и всемирные религии постепенно сплотили всех жителей всех континентов в тот глобальный мир, в котором мы обитаем. Процесс экспансии и объединения не был линейным или безостановочным. Но в целом переход от множества малых культур к нескольким большим и наконец к единому всемирному обществу был, вероятно, неизбежным результатом развития человеческой истории.
Называя этот результат неизбежным, мы тем самым не утверждаем, что глобальное общество непременно должно было получиться таким, каким получилось. Вполне возможно вообразить другие варианты. Почему самым распространенным языком оказался английский, а не датский? Почему в мире два миллиарда христиан и миллиард с четвертью мусульман, но всего сто пятьдесят тысяч зороастрийцев, а манихеев и вовсе нет? Если отмотать ленту истории на 10 тысяч лет назад и запустить этот процесс заново — обязательно ли опять произойдет упадок дуализма и укрепление монотеизма?
Такой эксперимент не в наших силах, а потому ответа мы не получим. Однако кое-какие подсказки нам может дать изучение двух важнейших свойства истории.
1. ЛОВУШКА «ОБРАТНОЙ ПЕРСПЕКТИВЫ»
Каждая точка в истории является развилкой. Из прошлого в настоящее идет одна-единственная пройденная дорога, но от этого момента в будущее их — мириады. Некоторые из этих дорог широкие и ровные, они удобно размечены, и потому, скорее всего, именно по ним и пойдет человечество. Но случается, что история — или тот, кто делает историю, — сворачивает «не туда».
В начале IV века н.э. Римская империя могла выбирать из множества религий. Могла и дальше цепляться за традиционный и весьма разнообразный политеизм. Но император Константин, оглядываясь на столетие разрушительной гражданской войны, подумал, что единая религия с четко сформулированной доктриной сумеет объединить этнически пестрое царство. Он мог выбрать на роль национальной религии любой из современных ему культов — манихейство, митраизм, поклонение Изиде или Кибеле, зороастризм, иудаизм и даже буддизм. Почему из всех богов он предпочел Иисуса? Что-то привлекло его лично в христианском богословии или какие-то параметры этой религии делали ее наиболее подходящей для его целей? Константину было откровение или кто-то из ближних советников подсказал, что христианство быстро распространяется и лучше бы вскочить в этот поезд, пока не поздно? Или все дело в том, что мама крестилась, и Константин понимал, что ему не будет покоя, пока он не последует ее примеру? Историки могут рассказать, как христианство овладело Римской империей, но не сумеют объяснить, почему была реализована именно эта возможность.
