– Даже слушать не хочу.
– У меня плохая наследственность. Внутри – та же программа, что и у моей матери. А ее программа накопила кучу ошибок и полетела…
– Ты не компьютер. И мать – это не все. В тебе еще как минимум половина генов твоего отца.
– Хочешь знать, кем был мой отец? Сумасшедшим виолончелистом, пациентом психушки. Моя мать работала там медсестрой, и он ее изнасиловал… Она скрывала это всю жизнь, но осмелилась написать в предсмертной записке. Музыка свела его с ума. Вот почему я боюсь ее. Бегу от нее повсюду, но она меня преследует. Воздействует на меня так странно, так страшно. Грустная песня может выбить меня из колеи на пару дней. Это как болезнь. Как разрезающий тебя скальпель… Вот кто передал мне все это богатство – сумасшедший виолончелист. Я пытаюсь убежать от судьбы, но разве убежишь от собственных генов? Психопат и самоубийца – вот какая у меня наследственность, Терри. Ты все еще хочешь, чтобы я спала в твоей кровати?
– Ты рассказывала кому-нибудь обо всем этом?
– Нет.
– Тогда я рад, что стал первым. И да, я хочу, чтобы ты спала в моей кровати.
Он выходит из спальни и прикрывает за собой дверь, но последняя сказанная им фраза продолжает звучать в моей голове и звучит красиво, честно. Так же красиво, как тишина.
Глава 25
Я провалялась в бреду три дня или около того. Иногда приходила в себя и тогда мечтала заснуть опять – только бы бремя мыслей не наваливалось снова. Но, когда спала, я снова и снова слышала треск ткани и видела разлетающиеся во все стороны пуговицы. Раскаленные, как брызги лавы. Прожигающие черные дыры в полу и на моей одежде.
Терри целыми днями пропадал на работе. Возвращался он поздно ночью, и, если я в это время бодрствовала, мы пили декаф и говорили. О вещах, которые напоминали мне, что жизнь продолжается: о его битвах в королевстве скальпелей и игл, о приближающемся Хэллоуине, о планах на рождественские праздники, о новом ресторане в Темпл-Бар
[44], где каждый вечер девушки играют на саксофонах…
– Ты изменилась, – однажды сказал Терри, когда я подогревала нам пиццу в микроволновке.
– Зрелище не ахти, да? – пробормотала я.
– Я не о внешности. Ты так интересно обо всем рассказываешь. И у тебя есть свое мнение, которое ты готова отстаивать. Ты стала независимой, взрослой… Совсем другой.
– А еще я стала трезвой, циничной и злобной. И на мне наросла чешуя.
«И рога», – добавила я мысленно.
– Не думаю. Ты все то же небо – голубое и яркое. Только затянутое тучами. Но подует ветер – и тучи рассеются…
Хирург-романтик – это что-то новенькое. Разве им всем не полагается быть прожженными циниками? Я достала из микроволновки пиццу, разрезала ее на порционные куски и уселась за стол. Терри открыл пару бутылок Smithwick's
[45] и сел напротив. Алкоголь не помогает решать проблемы, но ведь воздержание от него – тоже.
– За небо, – сказал Терри, прикасаясь горлышком своей бутылки к горлышку моей. – Голубое и яркое.
– И за атланта, подставившего ему плечо, – ответила я, разглядывая кружочки оливок на расплавленном сыре.
Терри улыбнулся, и я вернула ему улыбку.
«Ты не должна находиться здесь», – твердила я себе каждый божий день. Но потом у меня всегда возникал вопрос: «Не должна КОМУ?» Разве кто-то расстроится, если узнает, что я сплю в кровати Терри? Разве кому-то есть дело до того, где и как я погибаю? Разве «должна» или «не должна» не просто слова, не имеющие ничего общего с жизнью?..
Если нахождение в этой квартире убережет меня от суицидальных мыслей, то я останусь здесь. Если присутствие Терри избавит меня от одиночества, то я останусь здесь. Если страх, что Боунс и Лилит найдут меня и убьют, будет не так навязчив, то я останусь здесь. Все, что я должна, – это не доставлять ему хлопот. Единственному человеку, который не остался равнодушным, глядя на то убожество, каким я стала.
* * *
Две недели я не выходила из дому. Всякому, кто не в ладах с собой или миром, нужны четыре стены, охраняющие его покой. К концу второй недели Терри положил на стол два билета в кино и предложил мне выйти и «проверить, жив ли мир снаружи после того жуткого апокалипсиса, когда небо рухнуло на землю».
– Надеюсь, никто не выжил, – буркнула я.
– Жестокое небо, – улыбнулся он.
– Что за фильм?
– Волнительная драма о борьбе четырех друзей против несправедливости и жестокости мира, погрязшего в грехе. Кошмарно реалистичная.
– Терри, мне сейчас только драм не хватало…
– Шучу. Это «Черепашки-ниндзя» в три-дэ.
– Мне нечего надеть.
– Я одолжу тебе рубашку и брюки, пацанка, – сделав снисходительную гримасу, сказал Терри. – А потом можем зайти в «Дом Фрейзера» и нанести ощутимый урон отделу женской одежды.
– Заметано.
На экране бушевал лихой экшн, в зале хрустел попкорн, мирно пузырилась кола в моем стакане, и рядом сидел человек, который принес мне сегодня упаковку витаминов и взял отгул, просто чтобы меня развлечь. Я поглядывала на него краем глаза, и сердце щемило от благодарности и желания отплатить тем же.
Уверенность в том, что Боунс однажды явится ко мне со своими нелепыми объяснениями, таяла с каждым прожитым днем. Если бы хотел, он бы уже давно меня выследил. Его люди караулили бы меня возле госпиталя: я бы не ушла оттуда незамеченной. Они бы ехали за мной до дома, где я нашла убежище. Они бы доложили ему, где я и с кем. Они бы следовали за мной по пути в кинотеатр. Боунс бы купил билет на тот же сеанс, на какой пошли и мы. А потом я бы обернулась и на самом последнем ряду обнаружила его – возлюбленного Королевы Инферно, зажавшего в одной руке цветок лотоса, а в другой – направленный на меня «глок».
Я задержала дыхание и обернулась. Сидящие позади люди – все до одного – смотрели на экран, зачарованные спецэффектами. Отблески экранных красок – оранжевые, синие, зеленые – мелькали на их лицах. Ни одного лотоса и ни одного «глока»…
Испытываю облегчение и чувство, похожее на сожаление, – слабое, но неприятное, как заноза. Интересно, где он сейчас, спустя две недели. Чем занят, о чем думает, какие безумства творит на пару с Лилит? И увидимся ли мы когда-нибудь вновь?
– Терри? – шепчу я, наклоняясь к его уху. – Идем на последний ряд?
Он поворачивается и на мгновение перестает жевать попкорн.
– Да не смотри ты так. Просто не нравится, когда неизвестно кто сидит у меня за спиной…
