...Он видел разочарование на лицах, но продолжал с отчаянным упорством, будто снова защищая памплонскую цитадель:
— И надо научиться представлять... видеть всю мерзость ада... чтобы не хотеть совершать мерзости. И всю красоту Царствия Божиего... оно прекрасно, поверьте...
— Он что, сумасшедший? — спросил кто-то. Остальные напряжённо молчали.
— Спасибо за ваше внимание, — поблагодарил Иниго, — мне нужно идти.
Ему не было так больно, даже когда хирурги отпиливали кость.
— Ama Birjinaren buruz! — пробормотал он, обращаясь к Пресвятой Деве, и увидел, как кардинал, стоящий у него на пути, с отвращением отшатнулся. Наверное, принял баскскую речь за ругательство.
— Извини, что не оправдал доверия, — сказал Иниго сенатору Тревизану, — вероятно, я, действительно, не знаю теологии.
— Ничего страшного, — отвечал тот, — ты знаешь больше, чем многие теологи. Не стоило тебе выступать перед ними. Зря моя жена это устроила.
Они пили вино в роскошном кабинете сенатора, сидя на полу, устланном шкурами особых кучерявых овец.
— Нет. Хорошо, что она это сделала, — подумав, возразил Лойола. — Оно, несомненно, принесло мне пользу.
— Думаешь возвращаться в Испанию? — спросил Марк Антоний.
— Конечно. Там есть люди, которые помогут мне... распознать... Выйду прямо сегодня же.
— Возьми это, — сенатор протянул ему увесистый кожаный кошелёк, — и это тоже.
На пол лёг тяжёлый отрез серого сукна.
— Обвяжешь вокруг пояса, — продолжал сенатор, — так нынче ходят в Венеции щёголи. Это хорошо убережёт тебя от холода. А станет тепло — продашь.
Иниго ощупал добротную материю.
— Спасибо. Пусть Бог благословит всю твою семью. Прощай.
— Azur! (До свидания!) — проговорил Тревизан по-баскски.
Выйдя на улицу, Иниго осмотрел содержимое кошелька. Он был набит некрупными монетами. У горбатого мостика через канал сидел замерзший нищий. Увидев человека, считающего деньги, он протянул трясущуюся руку и заныл:
— Подайте во имя Господне!
«Надо подать», — подумал Лойола. Он больше не собирался жить без денег для распознавания Божиего замысла, просто почувствовал жалость. К тому же сенаторских денег точно не хватало до конца путешествия. А может, Бог учтёт его доброту к нищему и тоже пошлёт что-нибудь хорошее.
За одним нищим появился другой, потом подбежали ещё двое. Даже удивительно, откуда взялось их так много на этом канале, где совсем не было церквей. Нищие слетались, будто голуби. Иниго продемонстрировал последнему приковылявшему пустой кошелёк и со вздохом покинул гостеприимную Венецию. Путь его лежал обратно на запад.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Он шёл, размышляя, как бы обойтись без теологии. Вспомнил о бабушке Бените. Вот кто поможет ему! У неё не могло быть теологического образования, а между тем сам король Фердинанд прислушивался к её словам. И ведь именно после встречи с ней Иниго начал задумываться о распознавании всерьёз.
Полный надежд, он шёл, приближаясь к Ферраре. Пройдя Феррару, направился к Генуе. До Манресы оставалось намного больше половины пути, когда ему стали попадаться сожжённые брошенные деревни и беженцы. Шёл февраль 1524 года, когда старые враги — император Карлос и король Франциск I — спорили из-за герцогства Миланского.
Милостыню теперь подавали значительно хуже. Иниго, давно привыкший есть не досыта, начал страдать от голода. Несмотря на это, он ещё чувствовал в себе силы, потому решил идти почти без отдыха, днём и ночью, дабы скорее миновать разорённые земли.
Однажды, уже под утро, проходя оливковую рощу, он услышал из-за деревьев испанскую речь. Там вокруг догорающего костра сидели солдаты императорской армии.
— Доброго утра! Не подскажете, что за стычка происходит в этих краях? — спросил их Иниго.
— Испанец! — зашумели они. — Иди к нам, угощайся!
— Тебя как сюда занесло? — спросил какой-то офицер. — Тут посты всюду.
— Я просто иду в Барселону, — объяснил Лойола, — пешком. На другой способ нет денег.
— И откуда же? — недоверчиво поинтересовался офицер.
— Из Святой земли. Но, собственно, пешком только из Венеции, — поспешно добавил паломник, услышав смешки.
— Наверное, по каким-нибудь тропинкам да зарослям пробирался, — предположил другой офицер.
Иниго покачал головой.
— Нет. По столбовой дороге. Зачем мне прятаться?
— Ничего не понимаю! — пожал плечами первый. — Допустим, он мог пройти наши посты, говоря по-испански. Но тут французы повсюду! Получается, он уже несколько дней идёт посерединке между двумя войсками, и хоть бы что!
«Странно, — подумал Лойола, — им не приходит в голову заподозрить меня в обмане».
Его накормили сушёным мясом с чёрствыми лепёшками, напоили кислым дешёвым вином. Ему давно уже не везло так с едой.
Отдохнув немного, он снова собрался в путь. Солдаты показали безопасную кружную дорогу. Лойола не согласился.
— Вот ещё! Охота была кружить. Разве нужен кому-то нищий калека?
Офицер неодобрительно хмыкнул.
— Впереди большой участок столбовой дороги захвачен французами. Они не пропустят испанца.
— Предоставим решать это Богу, — возразил Иниго, — а я не привык, знаете ли, прятаться.
Он поблагодарил солдат за пищу и решительно двинулся в сторону столбовой дороги.
Она оказалась совершенно безлюдна. Только однажды Иниго встретил старуху, ведущую козу на привязи. Деревни, которые он проходил, выглядели брошенными. Зато ему попался на глаза чистый ручей, из которого удалось напиться, закусив половинкой солдатской лепёшки.
Так прошёл день. Солнце начало клониться к закату, когда Лойола вступил в очередную деревню.
В ней вроде бы жили. Дома ухожены, улицы чисто подметены. «Может, найдётся лишний кусочек для бедного паломника? — с надеждой подумал он. — Вот в этом домике наверняка найдётся!»
Строение, которое он разглядывал, выложили из розоватого камня, причём не простой кладкой, а фигурной, говорящей не только о богатстве, но и о хозяйском вкусе. Иниго поднял руку — постучать. В этот момент его грубо схватили за плечи.
— Qui est tu? (Кто ты?) — услышал он французскую речь.
Да уж. Лучше бы ему было послушать того офицера и пойти в обход. Французы затащили паломника в дом напротив и начали допрашивать. Он отвечал по-испански: «Я ничего не знаю». Тогда они перешли на плохой испанский, но, не добившись вразумительного ответа, раздели его и обыскали. Книжечка с записями вызвала большое подозрение. Француз, знающий испанский, полистал её.
— Тут какие-то молитвы...
