Он продолжал листать и наткнулся на записи, сделанные по-баскски.
— Ничего не понимаю. Видимо, шифр?
— Сейчас тебя отведут к капитану, — сказали Лойоле, — он хорошо умеет развязывать языки.
— Верните мою одежду! — потребовал он.
Ему кинули чужие драные штаны.
— Хватит с тебя. Всё равно расстреляют.
Его потащили в тот самый розовый дом с фигурной кладкой. Оказалось, капитан занят. Пленника временно посадили в подвал, заставленный винными бочонками.
Дрожа от холода, он сидел на сыром полу и думал. Нужно как-нибудь поговорить с капитаном полюбезней. Например, называть его «ваша милость». Прибегнуть к убедительной силе голоса. А то ведь и вправду могут расстрелять. И тут ему пришла в голову обидная мысль. Получается, он не честен перед собой. Все эти испытания совести, даже отказ от денег — ничего не стоят, если сейчас, перед лицом смерти, он уповает не на Божью волю, а на свой голос, да ещё собирается постыдно лебезить.
Собравшись с духом, он начал читать «Душу Христову». Не успел дочитать до конца, как за ним пришли.
Капитан — молодой, с изящными чёрными усиками и капризным невыспавшимся лицом — сидел за столом, на котором красовалась вазочка с засушенными розами и горка ниток. Видимо, то была комната хозяйки дома. Переводить взялся тот же француз, который пытался прочесть записную книжку.
— Отвечай подробно: кто ты, откуда следуешь и с какой целью? — прозвучал первый вопрос.
— Я... — Лойола поднял взгляд к потолку. Он решил проводить испытание совести после каждого слова. — Я... Иниго. Иду... — он опять огляделся, — из Святой... — снова пауза, — земли.
Совесть могла торжествовать. Он ощущал себя полностью в Божиих руках, а капитан и вся ситуация вдруг стали совершенно неинтересны.
— Ну! — поторапливал переводчик, видя нетерпение капитана. — С какой целью идёшь? Говори!
— С целью... — невозмутимо продолжал тянуть Лойола, — сказать. У меня... отняли одежду. Весьма... — он опять посмотрел на потолок, — нехороший поступок.
— Какую ещё одежду? Что он мелет? — закричал капитан. — Переведи ему!
— Одежду... — неторопливо начал рассказывать пленник, — хубон... почти новый. Штаны. Зимние. Тёплые. Также... ропилья.
— Мы обыскивали его, — оправдывался переводчик. — Разве неправильно?
— Почему не вернули одежду? — капитан стукнул кулаком по столу, — Он сумасшедший, разве не видите? Где его вещи?
— Хотели... взять себе, — меланхолично пояснил пленник. Говорить по-французски он не мог, но кое-что понимал.
— Отдайте ему всё и гоните в шею, — приказал капитан.
Французы вернули Иниго все, кроме записной книжки.
— Где мои записи? — спросил он переводчика. Вместо ответа тот, взяв его за плечи, вытолкал на улицу.
— Убирайся, пока цел. А то скажу капитану про твои каракули на непонятном языке.
Иниго, не оборачиваясь, ушёл. «Значит, Богу угодно, чтобы я переписал “Духовные упражнения”», — понял он.
На подступах к Генуе Лойолу снова остановили французы. Но дорога в этом месте не считалась закрытой, хотя во время военных действий по ней почти не ходили. Поэтому его не стали обыскивать и допрашивать, а привели к капитану, имевшему испанское происхождение. Тот начал выяснять, откуда именно родом этот хромой странник, говорящий по-испански. Узнав, что из Гипускоа, офицер обрадовался.
— Мы почти земляки, — сказал он Лойоле, — я сам из Памплоны.
Он предложил страннику выпить с ним вина. Иниго не стал рассказывать о своих памплонских приключениях, ограничившись описаниями Святой земли. Они расстались почти приятелями. Памплонец дал Иниго адрес одного баска, живущего в Генуе. Лойола нашёл этого баска, и тот посадил его на большой корабль, следующий в Барселону.
«Боже! Хоть бы в этот раз обошлось без шторма!» — взмолился Иниго. Морские путешествия он уже просто ненавидел.
Бог в точности исполнил его просьбу. Корабль шёл мягко, словно по маслу, подгоняемый ровным попутным ветром. Небо сияло чистой лазурью. Никаких намёков на бурю. Но, как выяснилось, в море представляет опасность не только шторм.
Нехорошую суету среди матросов Иниго заметил сразу. Оглянувшись, он увидел, как их судно догоняет корабль средних размеров. Он не удивился, когда на том корабле что-то сверкнуло и появилось облачко дыма. Над спокойной поверхностью моря взметнулся фонтан от упавшего ядра. Потом ещё и ещё.
Паломник не знал, кто преследует их. Одно было понятно: преследователь уверен в себе и имеет достаточно боеприпасов. На торгово-пассажирском корабле тоже имелось несколько бомбард. Только вот ядер оказалось в обрез. Старый канонир, пересчитывая их, ругался на чём свет стоит.
Иниго не заметил, как уже стоял рядом с орудийной коробкой и вглядывался в открытый пушечный порт.
— Это ж сам Андреа Дориа! — донеслось до него. — Догонит, так никому не жить!
— А он разве не за испанцев?
— Держи карман! За Франциска он. Мы для него — отличная жертва!
Про кондотьера Андреа Дориа паломник слышал от генуэзского баска. По словам того, разбойник держал в кулаке пол-Генуи и не загрёб оставшуюся половину исключительно из-за лени.
Кондотьерский корабль настигал. Вдруг от него отделился комок огня. Ярко черканув по небу, он со страшным шипением ухнул в воду у самой кормы. Корабль сильно качнуло.
— Поджечь хочет... Спаси нас Богоматерь! — пробормотал канонир.
Ещё один огонёк взлетел над водой. Раздался удар.
— Отцепляй шлюпку, горит!!! — заорал кто-то.
Старый канонир не обернулся на крик. Сосредоточенно глядя в порт, он наводил орудие. Потом медленно взял тлеющий трут.
— Не подведи же, Пресвятая Дева!
Он сунул трут в запальное отверстие и с неожиданной резвостью отскочил в сторону. Грохот и дым смешались в единой адской смеси. Пушка, подпрыгивая, отъехала назад.
Иниго казалось: ядро давно должно было долететь до цели. Старик, конечно, промазал. Но почему не видно даже фонтана?
И тут послышались торжествующие крики. Передняя мачта кондотьерского судна медленно завалилась. С вражеской палубы вылетела ещё пара огней, но усилившийся попутный ветер увеличил расстояние между кораблями. Через некоторое время судно грозного кондотьера сделалось маленьким, а потом и вовсе растворилось в сияющей дали.
Больше ничего экстраординарного до прибытия в Барселону не случалось.
Из Барселоны Иниго тут же двинулся в Манресу, весь в мыслях о предстоящем разговоре с бабушкой Бенитой. Живя у доминиканцев, он мало общался с ней, не слишком ценя и понимая её дар боговдохновения. Теперь он понял многое из её речей и сформулировал несколько важных вопросов к ней.
