— Отнести его?
— Только куда? Мы же пока ещё нигде не устроились...
Лойола неожиданно твёрдо отстранил руку Фавра.
— Всё в порядке, дорогие. Только сейчас я видел Господа нашего, Иисуса Христа. Он сказал: «Я буду с вами». Теперь всё пойдёт замечательно.
Поначалу так и стало. С помощью друзей Исабель Росер они заняли пустующий дом рядом с Башней дель Меланголо неподалёку от Капитолия. Строение это пустовало уже давно, и никто не желал там селиться из-за слухов о привидениях. Рассказы эти Лойолу не испугали, хотя по ночам в пустых комнатах и вправду слышались странные звуки. Глубоко в дом «общники» не заходили из аскетических соображений. Они нуждались только в крыше над головой, не больше, оттого спали не в спальнях, а на циновках у самого входа.
Иниго начал проводить упражнения с известными людьми по рекомендации доктора Ортиса, восторги которого росли с каждым днём. Упражняющиеся жили далеко друг от друга — кто рядом с Санта-Мария Маджоре, кто возле Понте-Систо, кто ещё где. Наставник находил силы ежедневно навещать всех, мечась по городу из стороны в сторону. Среди его учеников были посол Сиены, папский врач, художники из круга Микеланджело Буонарроти...
Первую неприятную весть принёс приехавший из Болоньи Хавьер. Он рассказал о размолвке между ним и его бывшим слугой, который недавно стал членом Общества. Этот человек, по имени Мигель, не выдержав строгой жизни «общников», начал ругать её, напиваться и дебоширить. Ему велели уйти.
— Правильно, — согласился Лойола. — Такое несообразно с духовным рыцарством.
Они снова проповедовали на улицах Рима. Но людей почему-то становилось всё меньше. Однажды перед церковью Санта-Мария Маджоре никто не остановился их слушать. Люди, выходя из храма, шли мимо, не поднимая глаз. Такого «общники» не помнили за всё время своей апостольской деятельности.
— Нет, ну так совсем не годится! — Лойола со всех ног бросился в церковь, решив поговорить со священником.
— Мы проповедуем здесь уже месяц, и люди всегда со вниманием слушали нас, — возмущённо сказал он настоятелю храма. — Сегодня те же самые прихожане бегут от нас, как от чумы. Что происходит? Может, вы знаете?
— Я, честно говоря, попросил бы вас больше здесь не проповедовать, — ответил тот. — Учение Лютера — не самое полезное для людей знание.
— Лютера? — от удивления Иниго чуть не лишился дара речи. — Кто же вам сказал такое?
— Да говорят... в общем-то многие. К тому же вы делаете из людей дураков какими-то упражнениями, а потом вербуете в свою секту. Не появляйтесь больше у нашей церкви, если не хотите попасть в тюрьму.
— Ах вот как! — Лойола выбежал из церкви.
— Слушай, кто здесь отвечает за правосудие, как ты думаешь? — спросил он Хавьера.
— Думаю, губернатор, — ответил тот. — Зачем вам это, дон Игнасио?
Не ответив, Иниго, отчаянно хромая, помчался куда-то по улице.
Его не было весь день. «Общники» собрались ужинать в доме с привидениями, когда он появился — задыхающийся и мокрый.
— Хавьер, у тебя осталось письмо твоего Мигеля? — спросил он с прямо порога. — То, где он пел нам дифирамбы перед вступлением в Общество. Я ещё сказал: это нужно сохранить.
— А... помню, — удивлённо сказал Хавьер. — Кажется, оно лежит в моих записях.
— Немедленно дай мне! — потребовал Лойола. Схватив бумагу, он убежал снова и явился уже за полночь, шатающийся от усталости, но довольный.
— Его вышлют из Рима, твоего Мигеля, — сказал он Хавьеру. — Удивительно, как быстро он уставал, когда нужно было ухаживать за больными, и каким неутомимым клеветником оказался! Обошёл все инстанции, рассказывая ужасы про нас.
Настоятель Марии Маджоре публично извинился перед Иниго, но люди продолжали избегать «компанию Иисуса». Фавр выяснил, что теперь воду мутят сторонники фра Агостино, того самого обиженного Лойолой проповедника. «Общниками» вновь заинтересовались церковные власти. Им велели покинуть дом. Не успели они забрать свои вещи, как им разрешили остаться, но дом взяли под наблюдение.
Бедные соглядатаи, дрожа от страха перед привидениями, в течение нескольких суток подсматривали за Лойолой и его друзьями через дырочку в потолке и были потрясены их суровой жизнью.
Преследования прекратились, но Иниго, взбешённый до предела, стал добиваться аудиенции у папы, чтобы лично потребовать у него открытого судебного заседания и положить конец всем двусмысленностям.
Как раз в это время Павел III отдыхал во Фраскати — городке в 15 милях от Рима. Лойола поехал туда, несмотря на опасения своих друзей. Они советовали ему не тревожить понтифика на отдыхе — ведь это могло негативно сказаться на беседе.
— Ничего, — успокоил всех Фавр, — ему просто не дадут аудиенции. Съездит зря.
Все так и подумали, когда через два дня Лойола снова появился в Риме. Правда, его сияющий вид не наводил на мысли о напрасной поездке.
— Я говорил с его святейшеством! Попросил от имени нас всех назначить суд и разобраться, наконец, есть ли плохое в нашем учении и жизни. И суд будет!
— Странный вы всё же человек, дон Игнасио, — заметил Хавьер, — обычно люди избегают судов, а не радуются им.
Иниго кинул на него быстрый взгляд:
— Не время рассуждать. Пишите во все города, где вы работали. Просите власть имущих прислать письменные свидетельства о вашей деятельности.
* * *
Просьбы немедленно разослали. В ответ пришли похвальные отзывы из Феррары, Болоньи и Сиены.
Накануне суда «общники» застали своего наставника в слезах.
— Вы знаете, что произошло? — спросил он в ответ на их расспросы. — Совершенно случайно в Риме оказались все, кто судил меня когда-либо. Здесь не только венецианские судьи и инквизитор Валентен из Парижа, сюда приехал Фигероа из Алькалы, которого вы не знаете, и даже тот саламанкский бакалавр, который сажал меня на цепь!
— Не волнуйтесь, дон Игнасио, — стал утешать его Фавр, — мы же на самом деле не делаем ничего плохого, и потом, эти хвалебные письма...
— Волноваться? — воскликнул Инигою — Да что ты, Пьер! Я поражён величием Божественного Промысла! Какой чудесный суд теперь получится!
Несмотря на оптимизм своего наставника, «общники» не были настроены столь же радостно.
Суд шёл несколько дней, и он действительно оказался «чудесным». Показания давали бывшие судьи обвиняемого. Последним выступил доктор Ортис. К этому времени он уже пережил духовные упражнения, и его выступление прозвучало особенно восторженно.
Наконец, 18 ноября 1538 года губернатор Рима Бенедетто Конверсини объявил «общников» невиновными. Иниго поднялся с места:
— У меня осталась одна просьба. Не заносите, пожалуйста, в протокол имена клеветников. Я не держу зла на них, скорее — чувствую благодарность.
