– Список из трехсот сорока двух чертовых имен, вот что у нас есть. На, взгляни. Только мужчины, от двадцати до сорока, все обретаются в парижских предместьях. Что мы будем с этим делать? Допрашивать их одного за другим, являться к каждому с обыском, чтобы посмотреть, нет ли у них маскарадного костюма и стальных когтей? У нас нет в запасе недель. Теперь это вопрос часов.
Шарко обмахнулся шестью листками. Фамилии, имена, возраст, адреса. Николя прав. Допрашивать всех этих людей, работающих в службе канализации, – очень непростая процедура, которая потребует средств и времени. И потом, они ничего не знают о человеке, переодетом птицей. Никаких физических характеристик, ни единого следа. Он может быть любым из них. Возможно, его вообще нет в этом списке.
Николя смотрел на коробочку на журнальном столике – циклоспорин, пресловутое лекарство против отторжения, которое Камиль должна была принимать дважды в день. У нее могут быть серьезные проблемы, если она пропустит прием.
– Я не смогу остаться один, Франк. Это не укладывается в голове. Она – вся моя жизнь. Она стала ее смыслом.
Дрожащей рукой он взял «Полую иглу» и открыл на том месте, где была закладка.
Говорил Арсен Люпен.
Николя прочел про себя:
«Не плачь, малыш. Таких ударов следует ожидать, когда бросаешься в битву очертя голову, как это сделал ты. Худшие катастрофы подстерегают нас… Такова наша судьба борцов. Надо все принимать мужественно».
61
Восемь часов утра. Ежедневное кризисное совещание членов ГМР.
За считаные дни лицо Александра Жакоба похудело, покрасневшие глаза и набрякшие веки свидетельствовали о недосыпе. Его разрывали на части, требовали цифр, экспертиз, отчетов.
И пробы на анализы сыпались со всех концов Франции.
– Совещание будет коротким. Новости скверные, никакого просвета.
Исследователи встревоженно переглянулись. Жоан молча пил кофе, не сводя глаз с лица Амандины.
– Вы наверняка в курсе, слухи ходят в кулуарах… Северина не покончила с собой. Ее явно отравили цианидом.
Гул пробежал по рядам. Жакоб успокаивающе махнул рукой:
– Следствие ведется, будем надеяться от всего сердца, что полицейские найдут виновного… Извините, что так резко меняю тему, но за вирусом мы больше не охотимся, кончено. Эстафету принимает Институт эпиднадзора, вирус уже слишком широко распространился, чтобы мы могли его остановить. Мы остаемся на подхвате, работаем по полной над анализами в Центре изучения гриппа: двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю. Усиленная микробиологическая повинность для всех. Сменный график поддержки лаборантов вывешен на доске в коридоре. Прошу вас проявить побольше гибкости в ближайшие дни.
Амандина вздохнула, все это было так некстати. В моральном плане Фонг был не в лучшей форме, и она тоже. Она еще помнила вчерашний жуткий сон. Это чудовищное видение, крысы, вылезающие из канализации и завладевшие телом Фонга. Да еще на днях эта паутина, вполне реальная. Знак, предупреждение? Сегодня ей, как никогда, было страшно за Фонга. Она боялась, что болезнь настигнет его и убьет.
Жакоб обвел собравшихся взглядом, задержался на несколько секунд на Амандине и продолжил:
– Через девять дней после распространения вируса во Дворце правосудия мы оплакиваем первую жертву. Старик восьмидесяти шести лет скончался сегодня ночью от осложнения в области верхних дыхательных путей. Пробы были проанализированы в лаборатории три часа назад. Это наш грипп птиц.
Серьезные лица. Тишина, как в церкви.
– В данный момент зарегистрировано около девятисот случаев заражения людей. Что касается мертвых птиц, их больше не считают.
– Девятьсот случаев? Быстро же он распространяется, – сказал один из ученых.
– Быстрее, чем пандемия две тысячи девятого, – добавил другой.
Жакоб кивнул и положил обе ладони плашмя на стол.
– Вирус уже в Испании. Два случая зафиксированы в глухой деревеньке по ту сторону Пиренеев. По данным испанских служб здравоохранения, эти люди охотились на уток в миграционном коридоре. Птицы, по всей вероятности, были заражены. И вот, смотрите, наш вирус перескакивает с птиц на людей с поразительной легкостью.
Он пробежал глазами свои записи: стопку листков с пометками по всем углам.
– С французской стороны мы также имеем новые случаи в Ардеше и Лимузене. Затронуты все возрастные группы, даже старики. Микроб распространяется, птицы летят все дальше и разносят болезнь. Некоторые перелетные стаи уже на пути в Африку. А на суше микроб разносят зараженные люди. H1N1 не остановить. И близится зима, отчего лишь возрастет стойкость и вирулентность вируса. В силу названных причин ВОЗ переходит к пятому уровню плана гриппа.
Тишина сменилась общим гомоном. Пятый уровень… «Передача вируса от человека человеку как минимум в двух странах одного региона ВОЗ».
Жакоб согнул пальцы и теперь опирался на кулаки.
– Пессимизм не в моем характере, но при том, что происходит с птицами, при такой скорости распространения вируса мы рискуем скоро достичь высшего уровня тревоги: распространения микроба по всему миру. Пандемии. К этому надо готовиться.
Это было страшно. Амандина все думала о скромнице Северине Карайоль. Однокашница, коллега. Она наверняка не в раю.
Жакоб хлопнул в ладоши:
– Ну, за работу!
Жоан и Амандина очень скоро встретились в коридоре у доски с графиком. Жоан был, похоже, доволен своим расписанием.
– У меня до пяти часов ничего. Тем лучше.
– А я приступаю сейчас и до полудня. Потом завтра с восьми до двенадцати и в воскресенье после обеда. Гениально… Спасибо, Жакоб, загрузил нас по полной.
Жоан слабо улыбнулся ей и показал пальцем на висок:
– Где твои волосы?
Амандина провела рукой по голой, гладкой макушке. Жоан заметил, как выглядит ее левая рука, когда рукав свитера чуть отогнулся. Она шелушилась. Как будто Амандина терла кожу наждаком.
– А, это. Я все сбрила сегодня ночью.
– Зачем?
– Ты же знаешь…
– Ты меня тревожишь, Амандина.
– Брось, Жоан! Это из-за смерти Северины ты такой злой? Не лезь не в свое дело, понял?
Амандина повернулась к нему спиной и ушла. Жоан смотрел ей вслед. Он очень ясно осознавал, что в поведении его коллеги появилось что-то, что он не способен был определить. Импульсивность, паранойя, странности…
Рассерженная молодая женщина отправилась в лабораторию. Она и еще трое коллег надели защитные комбинезоны и поздоровались с лаборантами, которые работали всю ночь и готовились смениться. На нее все смотрели потрясенно. Она просто обрила голову, что в этом такого? Разве нельзя в этой стране делать что хочется?
