Двое ученых поставили свои чемоданы, а Жакоб и еще трое осторожно прошли над трупом. Они закрыли вторую дверь и стали спускаться по винтовой лестнице.
Полицейские и Амандина ждали их, напряженные, притихшие. Молодая женщина сидела, прислонившись к стене, в стороне от группы. Жакоб, держась на расстоянии, уставился на ее руку с хорошо видным следом засохшей крови под перчаткой.
– Когда ты надела перчатку?
– Сразу после того, как меня укусили. Предварительно продезинфицировала. Бактерия не вышла из этой лаборатории, я почти уверена.
Руководитель ГМР быстро переглянулся с Себастьеном Садуином и снова повернулся к молодой женщине:
– Сейчас мы установим обеззараживающий душ, и вы все через него пройдете. Амандина первая. Свою одежду лучше больше не надевай. Потом мы отвезем тебя в Сен-Луи. – Он посмотрел на Жоана. – Я предупредил профессора Швейцера, он в курсе дела и ждет вас там.
После этого он обратился к Ламордье:
– Мы обрызгаем вас инсектицидом от блох, а потом из распылителя обработаем ваши тела антибактериальным веществом. Никто, абсолютно никто, кроме присутствующих здесь, не должен знать о том, что происходит. Не говорите ни вашим семьям, ни коллегам, дайте нам делать нашу работу. О чуме речи нет. Этого микроба не существует, понятно? Вы легко можете представить себе последствия, если об этом узнают население или СМИ.
– Хорошо.
– Я рассчитываю на вас, на ваш профессионализм.
Один из членов ГМР поставил на пол большую сумку с укрепленными ручками и достал конструкцию из полиуретана, которая сама надулась всего за минуту. Образовался параллелепипед, два метра в высоту, метр в ширину. Две эластичные трубки свисали с потолка, а объем можно было регулировать с помощью гибких панелей на молнии. Ученый достал также канистру с прозрачной жидкостью и большой баллон инсектицида.
Амандина пошла первой. Она разделась внутри кабины. Ее трясло. Худшая из бактерий, одна из величайших убийц человечества, возможно, угнездилась в ней.
Кто-то снаружи продел руки в два резиновых «рукава», отходящих от одной из стенок, и облил ее инсектицидом и антибактериальным веществом с головы до ног. То же сделали с ее одеждой, которую потом убрали в пластиковый мешок. Она вышла в новеньком комбинезоне, в двойных перчатках, в дыхательной маске FFP2. К ней подошел Жоан с ключами от машины в руке:
– Поехали.
Амандина бросила печальный взгляд на полицейских и вышла. От группы отделился Николя и шагнул к душу. Он пристально посмотрел на Жакоба:
– Какой бы там ни был микроб, я хочу войти с вами в лабораторию. Я хочу понять, что происходит и чем это нам грозит. Это мое расследование: моя подруга была жестоко убита этими людьми.
Жакоб несколько секунд поколебался, посоветовался со специалистом по чуме, и тот кивнул:
– Хорошо, но только вы. Не надо создавать там толпу. Наденете защитную одежду… И примите мои соболезнования.
Николя коротко кивнул и посмотрел на Ламордье, который согласно дернул подбородком:
– Идите, встретимся на Орфевр. Я пошлю людей к Эрве Кремье с обыском, предупрежу патрона, судью и судмедэксперта. – Он покосился на Жакоба. – Выбора нет, их нужно посвятить…
Руководитель ГМР кивнул, а Николя, следуя инструкциям, прошел в кабину. После дезинфекции он подошел к Жакобу и специалисту по чуме, готовый вернуться в лабораторию. Они больше не разговаривали, были сосредоточенны. Момент был слишком серьезный, а последствия этих открытий, если они подтвердятся, чудовищны. Уже столкнувшись с угрозой гриппозной пандемии, Жакоб даже представить не мог, какой хаос и ужас породит на французской территории присутствие чумы.
Себастьен Садуин поднял тяжелый саквояж и протянул Жакобу цифровой фотоаппарат:
– Вы будете делать снимки. Там может быть любой микроб, не только чума убивает крыс, понятно? И не только она опасна. Ни к чему не прикасайтесь, и все будет хорошо. Никакой паники, сохраняем спокойствие и действуем методично.
В свои пятьдесят два года, за тридцать лет карьеры, специалист изучал чуму только под микроскопом, используя штаммы, хранящиеся в Институте Пастера в жидком азоте. Он бодрился, но и у него взмокли руки под перчатками.
Он осторожно открыл дверь. В лицо повеяло теплом. Он проверил, хорошо ли держится маска, и пошел между рядами клеток, наблюдая за поведением животных, особенно тех, что содержались под табличкой «зараженные». Зверьки дрожали, съежившись, некоторые лежали на боку, открыв пасть, словно ловя каждую молекулу воздуха. Их организм, должно быть, был насыщен миллиардами и миллиардами микробов.
– Снимайте, пожалуйста.
Жакоб закрыл за собой дверь и включил аппарат. Из-за удушающей жары дыхание под масками стало тяжелым. Чуть дальше Садуин заметил термометр и гигрометр, установленные рядом с электрическим радиатором. Николя шел следом, с комом в горле, шумно дыша. Запах инсектицида на комбинезонах смешивался со звериной вонью.
– Двадцать восемь градусов по Цельсию, влажность восемьдесят процентов.
– Что это вам говорит?
– Мы, очевидно, имеем дело с блохами, которым нужны тепло и насыщенный влагой воздух. Возможно, с блохами, живущими в тропиках.
Себастьен Садуин осторожно открыл морозильник, помня, что смертоносные бактерии могут быть повсюду, сотнями: на ручках, на приборах, на столах. Если так, они попадали на перчатки, и он сам распространял их на все, к чему прикасался… Он взглянул на содержимое, ничего не тронув, и направился в следующую комнату. Поправив свои маленькие круглые очки рукой, которой ни к чему не притрагивался, он увидел феноменальное количество блох, которые прыгали или висели, присосавшись к крысиным шкуркам.
Николя почувствовал, что волосы у него встают дыбом. У полицейского не укладывалось в голове происходящее здесь, он не мог наполнить конкретикой слово «чума», которая для него была лишь болезнью Средневековья.
– Здесь тысячи блох, – сказал Садуин. – Страшное дело.
Ученый повернулся к двум своим собеседникам:
– Это выглядит серьезно. Очень серьезно.
Он обежал глазами виварии, увидел упаковки шприцев, пробирки. В мешке для биологических отходов использованные шприцы. Он внимательно рассмотрел систему кормления насекомых, все устройство лаборатории.
– Я никогда не видел ничего подобного. Надо сказать, сделано все для обеспечения постоянного и оптимального воспроизводства, чтобы число блох неуклонно росло.
Жакоб снимал во всех ракурсах.
– Как все это работает? – спросил Николя.
– Устроить такое сложно, потому что чума убивает все на своем пути, как грызунов, так и блох. Стратегия бактерии поистине замечательна. Делясь, она насыщает желудок блохи. Тогда мы говорим о блокированной блохе. Таким образом, блокированная блоха не переваривает пищу и постоянно голодна. Она принимается кусать все, что может, чтобы поесть, заражая здоровых грызунов. Эти здоровые грызуны заболевают и умирают быстрее, чем блохи, за несколько дней. Тела остывают, а поскольку блохи любят только теплую кровь, они перебираются.
