Путь от Морозова к Стаханову, пожалуй, можно охарактеризовать как своего рода нравственный прогресс — «павлики» предавали и губили отцов и матерей, а стахановцы всего лишь подставляли товарищей.
Зато в конце тридцатых, когда понадобилось всенародное осуждение разного рода разоблаченных уклонистов, троцкистов, врагов народа и кого там еще, комсомол вместе с партией блестяще справился. На эту тему понаписано достаточно, так что не буду углубляться. Это тот случай, когда все хороши, и трудно сочувствовать хоть одной из сторон. Того же Лазаря Щацкина пустили в расход в тридцать седьмом — под визг и улюлюканье красной молодежи.
Отдельная строка — военные подвиги комсомола и комсомольцев. Были, были комсомольцы, совершавшие самые что ни на есть настоящие подвиги. Многие погибли героической и страшной смертью. Хотя, если уж на то пошло: не будь никакого комсомола и случись та война, эти люди сделали бы то же самое. И воевали они за Родину, как понимали: кто за русскую землю, а кто и за советскую. Этого мы давайте разбирать не будем (касаться этой темы без нужды не хочется). Но уж не за райком-горком и учетную карточку они жизни отдавали, как бы потом ни записывали комсомольские вожаки массовый героизм себе лично и как бы ни награждали друг друга за мудрое окормление масс.
Кстати о наградах. Того факта, что членство в партии и комсомольский билет резко повышали вероятность признания подвигов и заслуг, ни один фронтовик не отрицает. Александр Зиновьев вообще писал, что большая часть военных наград досталась людям, ни к каким подвигам не причастным — не по какой-то даже злой воле начальства, а в силу самого устройства системы. Я об этом судить не берусь. Опять же могу только сослаться на рассказы родственников. Покойная сестра моей бабушки — фронтовичка с настоящим иконостасом на груди (не знаю, была ли она в комсомоле, скорее всего, была) — в свое время чуть не поимела крупные неприятности, потому как в пятидесятом, что ли, году, наивно поинтересовалась происхождением одной награды у местного комсомольского руководилы: тот, помимо прочего, нацепил на себя медаль, даваемую за что-то конкретное, что не согласовывалось с известными фактами его биографии. Слава богу, бабушкину сестру вовремя вразумили старшие товарищи, посоветовав держать язык за зубами — правдоискательство во все времена было делом наказуемым, а тогда и подавно.
Опять же, отдельная тема — целина и участие комсомола в этом неоднозначном мероприятии. Сейчас целинную эпопею принято ритуально проклинать — поскольку «всем типа известно», что ни к чему хорошему это не привело, только экологию попортили. Ну да, экологию попортили, и в конце концов это аукнулось. Однако рекордный урожай пятьдесят шестого года был наполовину собран с целинных земель, да и потом без целинного хлеба советский народ жил бы куда хуже и беднее. Это был как раз тот случай, когда энтузиазм советского народа имел место быть и был даже оправдан: люди ехали пахать и строить то, что было нужно, в общем-то, им самим. И при всех приплясках, попевках, стахановщине и прочей пакости целинную эпопею можно хоть как-то записать комсомолу — который и в самом деле принял в этом деле горячее участие — в плюс, пусть и с длиннющей чередой минусов.
Так это воспринималось, насколько можно понять из нынешнего времени, и в ту пору. Многие надеялись, что комсомол продемонстрировал, так сказать, созидательные потенции. И в самом деле — от былого советско-хулиганского куража у нового поколения комсомольцев осталась только бытовая непритязательность и умение бегать стаей — из которого, как надеялись люди консервативного склада, может развиться умение ходить строем. Другие начали бить тревогу по поводу «забюрократизированности» и махать всякими советскими жупелами.
На самом же деле комсомол всего лишь проходил очередную стадию своей эволюции. Более того, он, наконец, нашел свое подлинное предназначение.
Сейчас, наверное, читатель подумает, что я хочу сказать очередную гадость — хотя, видит Бог, двумя абзацами выше я искренне пытался вспомнить хоть что-то хорошее, с комсомолом связанное. На самом деле, конечно, не следует перебирать с негативом, даже если история из него только и состоит. Поэтому умолчу о печальной эпопее БАМа, ни словом не упомяну роль комсомола в событиях восьмидесятых, и даже оставлю без внимания коммерчески-воровайскую сторону этих событий. Кому надо, тот и так помнит и рыжковское постановление, и советский безнал, и ленинские комнаты, заставленные компьютерами, и как на принтерах делали печати, и многое, многое другое, из чего потом сложилось то, что мы почему-то называем экономикой. Пусть другие вспомнят все, я об этом писать не собираюсь, хотя тут можно было бы оттоптаться по полной. Нет, я лучше напишу о главном. Об основном, всем известном и наименее замечаемом.
Сейчас многие говорят, что комсомол был полезен, так как «ребят надо было как-то занять», вот комсомол это и делал. Мало кому приходит в голову, насколько чудовищна и отвратна сама эта мысль — что людей надо «занимать». Жизнь у человека одна. Ею можно пожертвовать во имя чего-то большего — хотя насчет того, во имя чего именно, существуют разные мнения, но это хотя бы понятно. Но сама мысль о том, что какой-то кусок жизни можно и нужно набивать мякиной, тряпьем, дерьмом, то есть занимать — могла появиться только в очень специальном уме. Конкретно — при подходе к людям как к недорогим механизмам, нужным в производственных целях. Механизм в свободном состоянии желательно вообще выключать, чтобы не жрал энергию. В идеальном социалистическом обществе люди после работы должны бы сразу же засыпать — желательно прямо у станков. Советских людей все-таки возили до «спального района» — но подход был тот самый.
Но тут мы должны поправиться. «Занимать молодых» — да, над этим работали, но нет, не в этом была истинная задача ВЛКСМ. То есть было и это — например, комсомолу была отдана область контроля над всяческим «развлечением». Но настоящая цель была иной.
Комсомол успешно прививал людям отвращение ко всем формам общественной жизни.
Сейчас многие недоумевают — зачем, для чего нужны были все эти отвратительные, унылые и пустые комсомольские ритуалы? Зачем заставляли сидеть на собраниях, вести какую-то невыразимо гнусную «общественную работу», и так далее? Людям невдомек, что целью было как раз привитие стойкого отвращения от любой общественной работы, от коллективизма, от собраний. Людей сознательно отваживали от всего этого, прививая ненависть даже к этим словам — «собрание», «общественная работа», «политика». Все это и должно было быть гнусным и унылым, в этом и состояла цель — выработать устойчивую аллергию на такие вещи. Человек, прошедший комсомол, начинает инстинктивно избегать любых собраний, любых общественных поручений, любых знамен и вообще всего, что связано с общественной жизнью.
Чего советская власть и хотела. Чтобы все сидели дома и никогда-никогда не собирались за иными целями, кроме как сожрать салатик под водочку.
Я не думаю, что это было специально так задумано. Скорее всего, естественное разложение комсомола шло своим чередом. Но в какой-то момент кому-то пришло в голову, что происходящее, пожалуй, имеет свои плюсы. В самом деле, протестная активность среди молодежи, ее интерес к политике, попытки объединяться для каких-нибудь дел — все это начало сходить на нет. Поскольку же «спальная» идеология к тому времени была вполне осознана и принята, все, что на нее работало, получало зеленую улицу.
