Осталось только определить, какую из них.
А может, обе сразу?
— Нет? — фальшиво удивился хищник. — Не будем играть в молчанку? Так скажи что-нибудь. Желательно умное. Дураков я уже достаточно повидал.
— Что сказать? — только и смог хрипло выдохнуть парень.
Койот оживился:
— О! Заговорил! А я уже решил, что ты немой. Или вообще человеческой речи не понимаешь.
— Понимаю.
Зверь задумчиво почесал передней лапой нос:
— Да уж… Разговор не задался с самого начала… Или ты всегда такой необщительный?
— Не всегда…
— Ну и? Чего тогда сейчас молчим? И главное — меня не выпускаем? Я ведь вроде сразу сказал? Или ты все мимо ушей пропустил? — Голос у зверя был странный. Высокий, с легкой хрипотцой… и почему-то отдающий сильным эхом: может, это, конечно, помещение такое, но голос Крапчатого подобным эффектом здесь не обладал.
— Кто ты? И почему тебя заперли здесь? — На язык еще просился вопрос: «И главное, где это — здесь?» — но Хельдер благоразумно его проглотил.
— А ты, оказывается, не такой дурак, каким кажешься, — хихикнул хищник. — Даже умные вопросы задаешь. Правда, не вовремя. Выпусти меня, и я отвечу.
— А может, наоборот? — Первый шок прошел.
Пленник подался вперед, вытянулся в струнку:
— Хочешь сказать, если я отвечу, кто я, ты меня выпустишь?
— Я этого не говорил. — Хельдер медленно пошел вдоль решетки.
Странно, но здесь нет никакого намека на дверь. Создавалось впечатление, что прутья вырастают из потолка и уходят в пол… Нет, конечно, можно предположить, что зверя заперли здесь до того, как решетка стала такой, как есть, но это ведь надо предугадать, как она будет выглядеть хотя бы через пять минут, не говоря уже о том, чтобы удерживать разговорчивого хищника.
Стоп. А ведь за то время, пока Хельдер находился здесь, комната совершенно не изменилась…
Да еще и зверь этот говорливый…
Все происходящее наводит на определенные размышления. И не сказать, чтобы Крапчатому они нравились.
— Облом, — резюмировал зверь.
Хельдер осторожно коснулся кончиками пальцев решетки. Где-то в глубине души он еще надеялся, что мысль, пришедшая в голову, ошибочна. Что металлические прутья продавятся под ладонью. Что грубый камень стен сменится на… ну, например, на штукатурку. Что легкая и привычная волна искажений изменит окружающий мир, прорезав дополнительную пару окон и впустив в камеру свет.
Ничего подобного.
Холодный металл. Камень. Полумрак.
— Так кто ты такой? — повторил вопрос парень.
Ответа он в принципе не ждал. Не получил его с первого раза, так какой шанс получить со второго? Но странное дело, хищник вдруг осклабился:
— Кто я такой?.. Вы называете меня Первым.
Сердце сбилось с ритма.
Ответ был очевиден, не так ли? Но «очевиден» — это еще не значит «правдив».
Первый сотворил этот мир. Создал во всей изменчивости и непостоянстве, позволил стенам домов менять внешний вид, позволил камням гор превращаться за одну ночь в алмазы, позволил земле под ногами расступаться, образуя провалы и трещины… И теперь Первый не может выбраться из-за решетки?
Да ну нет, бред какой-то!
— Врешь, — догадался Крапчатый.
Койот дернул кончиком хвоста:
— Может, и вру. Но выяснить это ты сможешь, лишь выпустив меня отсюда.
— А почему сам не выйдешь? Если ты действительно Первый, ты должен быть всемогущ. — Похоже, он слишком сильно прижал раненую руку к решетке — по ладони растеклась острая боль.
— А может, так и есть? И я просто проверяю тебя? — Желтые глаза светились иронией.
— Значит, проверку я не прошел, — резюмировал Крапчатый. — Выпускать я тебя не собираюсь.
Фраза была оборвана на середине, но договаривать: «Хотя бы потому, что не знаю, как это сделать, двери здесь нет», — парень не собирался.
— Почему?
— А почему я должен выпускать неизвестно кого? — Парень медленно пошел вдоль решетки.
Зверь оскалился:
— Я вроде сказал, кто я… В отличие от тебя, кстати.
— Но ведь ты не сказал правду? Значит, и я могу не говорить, кто я. — Хельдер совершенно не чувствовал той уверенности, что сейчас звучала в его голосе.
За последний день мир сошел с ума. Мало того что Крапчатый сам отважился отправиться на Запретный остров, так еще на него свалилась куча других обстоятельств, которые просто выбивались из общей действительности. Девчонка, не принадлежащая этому миру. Ворон, которого по собственной глупости притащил домой. А теперь еще и разговаривающий хищник, называющий себя Первым.
— Наха-а-ал! — протянул койот. Кажется, в голосе зверя проскользнули нотки восхищения.
Хельдер тем временем дошел до стены. Узкое окошко-щель располагалось высоко над головой. Не дотянуться. Даже если встать на цыпочки.
А если подпрыгнуть?
Все равно не достанешь. Хельдер только руку вновь потревожил — плохо зажившая рана опять начала кровоточить. Тихо зашипев от боли, парень взмахнул ладонью: несколько алых капель упало на пол.
— Покажи руку, — внезапно серьезно потребовал койот.
Запах крови, что ли, почувствовал?
Хельдер оглянулся на него. В царящем в подземелье полумраке казалось, что желтые глаза зверя светятся. Парень покосился на окно и шагнул к зверю.
Руку показать, конечно, можно. А если укусит?
Крапчатый осторожно просунул правую ладонь меж прутьев решетки, но зверь только хвостом дернул:
— Другую, раненую.
Это была совершенно идиотская идея. Впрочем, у Хельдера имелись оправдания — он не спал всю ночь, вымотался как собака на Запретном острове, поранил руку, смог подремать всего пару часов… В общем, пожелание койота он все-таки выполнил — сунул раненое запястье под самый нос зверю. Пусть для этого и пришлось присесть на корточки.
Капли крови стекли по коже, упали на пол.
Койот, не отрываясь, смотрел на рану, и внезапно в руку впилась зубами острая боль. А сама рана вдруг начала рубцеваться. Края сомкнулись, образуя сперва багровый струп, а потом и вовсе белесый шрам.
В полумраке все это было почти незаметно, но Хельдер мог поклясться, что на рыжей морде койота появилось несколько новых седых волосков…
Парня словно мешком по голове огрели — зверь смог сделать то, что считалось одним из сложнейших заклинаний (Имке вон все, что смогла сделать, — это кровь слегка приостановить). Неужели пленник — тот, за кого себя выдает?!
