Крапчатый никогда не считал себя особо раздражительным, но тот, кто сидел сейчас перед ним, мог любого довести до белого каления.
И все-таки этот сон надо было как-то прервать.
Может, Стремнина и начала уменьшаться, а солнце за окном и ползло чуть помедленнее, но сильно это было не заметно. По крайней мере, Адам особой разницы не видел. Майя, честно говоря, тоже. Вероятно, это свойственно галлюцинации: чтобы на словах было одно, а на деле — совсем другое.
Имке меж тем окончательно убедилась, что скоро вечер. Встав из-за стола, она порылась в одном из шкафов на стене и радостно заявила:
— Ужин можно не готовить, со вчерашнего дня суп остался!
Майя в очередной раз убедилась, что шизофрения прогрессирует. Это додуматься надо, искать суп в шкафу!
Вздохнув, студентка отвела взгляд в сторону. На ум приходила только фраза: «Господи, когда ж меня отпустит?!» Судя по происходящему — еще не скоро…
Имке вихрем пронеслась по кухне, что-то выискивая, разглядывая, выставляя на стол тарелки. А потом замерла, озадаченно хлопая глазами:
— Так, я не поняла, а почему Дерика еще нет дома? Время течет быстро, за пределами Стремнины уже почти ночь.
Солнце за окном действительно наполовину скрылось за горизонтом, в комнате начинали сгущаться сумерки.
— Задерживается на службе? — наивно поинтересовалась Майя.
В конце концов, когда галлюцинации перехлестывают через край, можно слегка притвориться, что ты веришь в происходящее. Тем более что опасности они никакой не несут.
— Не должен.
Имке выглянула в окно, ничего стоящего там не увидела, а потом задумалась:
— Может, звонок не сработал? — И, не дожидаясь реакции гостей, вышла из кухни проверить, не ждет ли брат у двери.
Через секунду из коридора послышался ее встревоженный крик:
— Дерик!!!
Адам выскочил на голос. Что бы там ни происходило, но вряд ли это что-то хорошее.
Майя рванулась за ним. И, лишь выскочив из кухни, вспомнила, что она-то в принципе могла и не спешить, все равно происходящее здесь — видения. Впрочем, к тому моменту как девушка это сообразила, она уже стояла у выхода из квартиры.
Дверь в подъезд была распахнута. Имке стояла на коленях перед лежащим на бетонном полу Хельдером:
— Дерик! Дерик, что с тобой?! — Девушка беспомощно хлопала брата по щекам, но тот никак не реагировал. — Да очнись же ты! — В ее голосе послышались слезы.
Адам отодвинул Имке в сторону, поднял безвольное тело на руки:
— Куда его можно положить? — В любом случае от лежания на голом полу здоровья не прибавится.
А Майя внезапно вспомнила, как по земле волокли самого Адама.
— На диван в гостиной. Или нет, там Стремнина, она, наверное, еще не исчезла, — всхлипнула Имке. — На кровать. В спальню.
Голова Хельдера безвольно запрокинулась, из одного уха потекла, пачкая светлые волосы, тонкая струйка крови, и разглядевшая это Имке тихонечко заскулила, испуганно зажав себе рот обеими руками.
Функцию кровати в спальне сейчас выполняла обыкновенная раскладушка. Металлические крепления проржавели, ткань местами прорвалась, а защелка, позволяющая приподнять подушку, и вовсе оказалась сломана. Впрочем, самой подушки тоже не было. Как и одеяла или простыни.
Адам сгрузил Хельдера на раскладушку, оглянулся на замершую в дверях Имке:
— Нашатырь неси.
— Что?
Кажется, роли немного поменялись. Теперь уже хозяйка квартиры начала тормозить.
— Ты меня в чувство чем приводила?
— А, нушадир! — оживилась девушка. — Сейчас! — И, оглянувшись на брата, она выскочила из комнаты.
— Так и будем молчать? — Нет, что ни говори, а у Первого на редкость противный голос.
— Отвали, — огрызнулся Хельдер.
В конце концов, раз это сон, нет смысла выдерживать хороший тон.
Крапчатый подошел к стене камеры. Свет, попадавший в помещение через щель под потолком, постепенно затухал: сон подчинялся правилам реального мира, в котором сейчас наступала ночь. Всего несколько минут, и в комнате станет темно.
Ночь спустилась в камеру, окутала ее теплым покрывалом. И решетка, разделившая камеру на две половины, вдруг осветилась ровным серебристым сиянием. Достаточным для того, чтобы разглядеть скалящего зубы койота.
Имке вихрем пронеслась по комнате. Где же этот дурацкий нушадир?!
Понятно, что за прошедшее время он мог стать чем угодно, но сейчас бы подошел любой пузырек с чем-нибудь более-менее вонючим.
Долгожданный флакончик обнаружился у ножки дивана, рядом с вольготно развалившимся на полу Мэнжи.
— Зря я вас такими злыми создал, — констатировал койот. В золотых глазах светилась издевка. — И вообще. Что это была за идиотская идея — создавать людей? Надо было ограничиться птичками, рыбками и прочими тараканами. О, кстати, будешь меня замещать, возьми себе на заметку — людей создавать не надо! — Нравоучительности в его голосе мог бы позавидовать глава Серых. — Понял, щенок?
— А оскорблять-то зачем? — обиделся Хельдер.
Он как раз пытался дотянуться до окошка, расположенного под потолком камеры. Пусть это и сон, но в нем тоже стоит знать, где ты очутился.
Койот удивился:
— Кто говорит об оскорблении? Это обычное обращение! Вот тебе сколько лет?
Вбежавшая в комнату Имке сунула под нос брату флакон…
— Двадцать два, — буркнул Хельдер.
Дотянуться до окна не удавалось. А если подпрыгнуть?
— Двадцать два года — и уже хочет стать богом! Какая амбициозность! — восхитился зверь. Только что лапами не всплеснул. — Так вот, слушай сюда. Мне — несколько миллионов лет. И для меня ты по возрасту ребенок. А ребенок для койота кто? Правильно, щенок. Ну и где тут оскорбление?
Крапчатый не ответил. До окна он допрыгнул и даже умудрился зацепиться кончиками пальцев. Но не смог удержаться: в носу защекотало, парень чихнул — и рухнул на пол.
— Короче, — сладко зевнул койот, наблюдая, как Хельдер с трудом встает на ноги, — ты мне надоел. Вали домой, пообщаемся позже.
Хельдер громко чихнул и открыл глаза.
Имке бросилась брату на шею:
— Очнулся! А я так испугалась!
Хельдер медленно прикрыл веки. В глубине черепной коробки ощущалась какая-то неправильность. Казалось, что там переливается и булькает непонятная жидкость. Еще и ухо болело.
Парень осторожно потер кончиками пальцев голову и с удивлением обнаружил на пальцах кровь. Не иначе из уха бежала. Остается надеяться, что это просто повреждение барабанной перепонки, а не сотрясение мозга. Пусть даже Первый и говорит, что сотрясать особо нечего.
