Впрочем, в обморок пока никто не упал. Одни ускорили шаг, другие, наоборот, притормозили, прикидывая, каким укрытием воспользоваться. Народ в наших краях крепкий.
– Да ладно тебе, – говорю я. – Было бы с чего так грохотать. Отлично проведем время.
– А я уже начал отлично его проводить, – в тон мне отвечает Нёхиси. – У всех свои предпочтения. Тебе – девушки, мне – буйство стихий. Все честно.
– Договорились, – киваю. – Ни в чем себе не отказывай.
И на город обрушивается ледяной водопад. Вот это, я понимаю, веселье! Такие ливни у нас даже в июле редкость, не то что в апреле. Я на самом деле в восторге, но старательно прикидываюсь недовольным. Нёхиси имеет полное право думать, будто он меня проучил.
Впрочем, он прекрасно понимает, что сейчас мне непогода только на руку.
* * *
Дождь начался так внезапно, что пришлось спрятаться от него в ближайшем кафе. Ванда неодобрительно огляделась: обшарпанные стены, пластиковые столы, неудобные табуреты, на подоконниках валяются дешевые пестрые подушки и сидят, забравшись с ногами, прямо в грязной обуви, голенастые девицы, кофе подают в картонных стаканах, а варят его щуплый мальчишка с неопрятными косицами и козлиной бородкой да толстуха в татуировках, нормального человека от одного только их вида может стошнить. Но нормальные в такие забегаловки не заходят, поэтому у прилавка выстроилась очередь: юная пигалица в юбке чуть ниже пупа, долговязый придурок условно богемного вида с длинными патлами, по-бабьи собранными в хвост, и рюкзаком, как у школьника, тощая старуха в вызывающе ярких, не по возрасту тряпках и парочка неприятных, слишком смуглых мужчин, не то турок, не то индийцев, поди пойми, кто они такие, лучше бы их не было совсем.
Ванда никогда не посещала дешевые сетевые кофейни. Но примерно так их себе и представляла, когда проходила мимо: грязь, антисанитария, мусорная калорийная пища в витрине, посетители, не прилагающие никаких усилий, чтобы выглядеть нормальными людьми. Будь ее воля, выскочила бы сейчас на улицу, но за окном бушевала самая настоящая буря, не просто дождь, от которого можно прикрыться зонтиком, а ливень, стена воды, заранее ясно, что зонт не поможет, придется оставаться здесь. Одна надежда, что ее не заставят что-нибудь покупать, денег жалко, очень жалко денег на такую дрянь, и Витя будет ругаться, он каждый вечер проверяет Вандин счет в интернет-банке и сердится, когда она тратит деньги, не посоветовавшись, особенно на все эти нездоровые перекусы в городе, разрушающие организм и семейный бюджет, это тяжело, но он мужчина, он должен принимать финансовые решения, он совершенно прав.
Очень не хочется тут оставаться, трудно стоять, ноги болят, устала, все-таки целый день на каблуках, а садиться за стол, ничего не заказав, наверное, нельзя, тогда точно заметят, что не купила кофе и велят заплатить или уйти, а на улице такой дождь. Такой дождь, что даже до троллейбусной остановки не добежать, ветер сразу вывернет зонт наизнанку, сломает спицы, вода испортит светлое пальто, и сапоги промокнут, а новую обувь в этом году решили не покупать, поэтому надо тихо стоять, прислонившись спиной к стене, чтобы не так тяжело, и радоваться, что не выгоняют, хотя времени, конечно, жалко, очень жалко терять здесь время, которое можно было бы потратить с пользой, собиралась сегодня помыть коридор, погладить полотенца, убрать в кладовку зимние вещи, но самое главное – ужин, на ужин Витя велел приготовить овощное рагу, а значит, придется еще зайти в магазин, а время идет, пока я тут стою как дура, – уныло думает Ванда. Витя уже через час приедет домой с работы, а там никого, и ужин не готов, поди объясни, что не могла выйти под дождь, он такие оправдания не принимает, порядок есть порядок, должна – значит должна, и не надо оправдывать собственную лень и глупость каким-то дождем. Следовало все предусмотреть, встать на час раньше и приготовить ужин с утра, вместо того, чтобы дрыхнуть почти до половины восьмого. Конечно, он прав.
Ванда достает из сумки телефон, пишет смс: «На улице ливень, мне пришлось спрятаться в кафе», – тут же стирает слово «кафе», пишет: «в подъезде», – продолжает: «Пожалуйста, не мог бы ты за мной зае…» – но тут же снова стирает, теперь уже все, целиком: и так ясно, что Витя за ней не заедет, ему не по дороге, а бензин стоит огромных денег, поэтому раз и навсегда договорились, что с работы домой она должна добираться сама, тут совсем близко, три троллейбусные остановки, пешком – всего полчаса, заодно бесплатный фитнес, очень полезно, нет ничего полезней, чем ходить пешком.
Патлатый великовозрастный придурок с подростковым рюкзаком отходит от прилавка, довольный, с кофе и каким-то ужасающим кремовым пирожным, жирным и липким даже на вид, как же это, наверное, вку… отвратительно, на голодный желудок может сразу стошнить, не смотри на него, не смотри, отвернись, дура, он же решит, что ты с ним заигрываешь, начнет знакомиться, и что тогда?
Но придурок, к счастью, не лезет знакомиться, а садится за стол, правда совсем рядом с Вандой, но на нее даже не смотрит, шумно отхлебывает из картонного стакана, достает телефон и громко, как будто всем вокруг интересно слушать о его делах, говорит: «Отличный получился ливень, загнал нас в «Кофеин», такой молодец. Хочешь не хочешь, придется кутить».
Ванда помимо воли снова косится на него, вернее, на пирожное в его тарелке, просто лишний раз убедиться, что сам вид нездоровой еды внушает ей отвращение, а вовсе не аппетит, и тут замечает, что вместо телефона придурок прижимает к уху здоровенную берцовую кость, искусственную, конечно, искусственную, такие продают в зоомагазинах для собак, вернее, для их ненормальных владельцев, которым зачем-то приспичило держать в квартире животных; неважно, факт, что никакого телефона у патлатого психа нет, только эта игрушечная кость, а он говорит так, как будто его внимательно слушает какой-то другой человек, явно такой же придурок, и отвечает глупостями на глупости: «Кути на здоровье, душа моя, только предпоследнюю голову не прокути»… Так, нет, стоп, никто ему не отвечает, это же не телефон, ясно, что псих разговаривает сам с собой, как его только на улицу выпустили, и главное – зачем?! И что теперь делать – выскакивать под дождь? Или оставаться тут в надежде, что псих не заметит и не набросится, а если набросится, можно будет убежать и спрятаться за стойку, где гудят кофеварки и хлопочет толстая татуированная дура? Или за это могут оштрафовать? А может быть, лучше спрятаться в туалет? Прямо сейчас? Там наверное жутко воняет, зато можно запереться и никого не впускать. Впрочем, легко сказать – не впускать. А если они начнут стучать и требовать, чтобы вышла? А вдруг туалет платный? Нет, не надо туда ходить. Лучше тихо стоять, помалкивать, крутить в руках телефон, смотреть на дверь, как будто я договорилась здесь встретиться с… например, со своим мужем и теперь его жду. Кстати, хорошее объяснение, если начнут выгонять за то, что ничего не купила, так им и скажу…
* * *
– Вы проголодались и хотите пирожное, – сказал псих.
Оставалось надеяться, что он продолжает говорить по телефону, то есть лопочет бессмысленные глупости, прижав к уху собачью игрушку, но надежда не оправдалась.
