– Дариус Платер и Теодор Милош состоят в группе, которую мы окрестили «Квартет Паняряй», – продолжал Алберг. – Четверо мужчин из одного городского района. Паняряй – пригорода Вильнюса, примерно в десяти километрах на юго-запад от центра.
– Вы там были?
Алберг кивнул.
– Консул пригласил нас туда весной. Местные власти сотрудничали с Вильнюсом по образованию, здравоохранению, культуре и развитию экономики, сотрудничество расширили еще и борьбой с преступностью.
Он сделал паузу и отпил из чашки.
– В Паняряй находится рынок краденого, – продолжил он. – Там можно купить все.
– Кто еще в четверке? – спросил Хаммер.
Мартин Алберг аккуратно произнес еще два имени и выложил две паспортные фотографии. Вид одного из мужчин заставил Вистинга почувствовать зуд в нижней части груди.
– Это он, – сказал следователь и подвинул фотографию к себе. – Это он угнал мою машину.
– Вы уверены?
Вистинг кивнул. Он видел нападавшего только мельком, но был абсолютно уверен. Узнал грубые черты лица и глубоко посаженные глаза.
– Валдас Муравьев, – кивнул в сторону фотографии глава группы «Без границ». – Из них он самый старший. Осужден на родине за вооруженное ограбление.
– Вы знаете, где он сейчас? – спросил Вистинг.
– Сейчас он дома, в Литве, – ответил Алберг и вытащил распечатку, на которой было написано «DFDS Seaways»
[11]. – Все участники «Квартета» прибыли на пароме в Карлсхамн на юге Швеции восемнадцатого сентября. На «Фольксвагене Транспортере». Трое возвратились на пароме в Литву вчера вечером в 18:00.
Вистинг выпрямился.
– Что вы предлагаете нам теперь делать?
– Совершенно очевидно, – ответил Алберг, – что у вас есть дело: застрелили гражданина Литвы. Нужно, разумеется, сообщить литовским властям, близким, организовать возвращение тела на родину. В то же время мы знаем, с кем он был, когда погиб. Мы, несомненно, можем направить в Литву запрос о взятии показаний у этих лиц, но на вашем месте я бы поехал туда и допросил их самостоятельно.
Вистинг сделал тот же вывод. Он передал фотографию напавшего на него мужчины на другой конец стола и склонился над столешницей.
– Вы не могли бы заказать нам билеты?
35
В 17:07 Томас Рённинген припарковал свою черную «Ауди C5» на площадке перед полицейским участком. Опаздывал на встречу на семь минут.
Вистинг стоял возле окна и наблюдал за ним. Машина была чистой, и он с расстояния мог видеть, как капли дождя собираются на капоте и соскальзывают с поверхности. Вверху на лобовом стекле виднелся абонемент для проезда по платным дорогам.
Рённинген захлопнул за собой дверцу и кинул взгляд на фасад здания полиции. Когда они с Вистингом встретились взглядом, Рённинген помахал рукой и под дождем побежал ко входу трусцой.
Две минуты спустя он сидел за закрытой дверью в кабинете Вистинга. Он выложил на угол письменного стола мобильный телефон и ключи от машины и отряхнул капли воды с плеч рукой.
– Отличная машина, – начал разговор Вистинг.
Популярный ведущий просиял.
– Мне нравится.
– Это ваша?
– Да, а что?
– Я просто подумал, может быть, это корпоративный автомобиль, на котором ездит несколько человек.
Рённинген продолжал улыбаться, но теперь улыбка казалась больше снисходительной, чем сердечной.
– Конечно, это что-то вроде корпоративного автомобиля, но других я за руль не пускаю.
– Получается, машину водите только вы?
Вистинг отметил, как по лицу телезвезды пробежала едва заметная судорога. Улыбка пропала, Рённинген, казалось, потерял почву под ногами.
Вистинг считал, что ведущий программы вот-вот должен стать совершенно неинтересным для следствия. Следы вели куда угодно, но только не к нему, однако он что-то скрывал и сейчас мог попасться на собственной лжи.
– Случалось, что машину использовал не только я, – сообщил Рённинген и замолчал.
– Кто же?
– Это в любом случае было так давно, что я и не вспомню. – Сейчас в его голосе слышалось раздражение, это был далеко не тот мягкий тон, который все привыкли слышать по телевизору. – Вы ведь пригласили меня сюда не для того, чтобы побеседовать об автомобиле?
– Как раз-таки для этого, – Вистинг наклонился вперед. – Ведь ваш автомобиль был здесь в Ларвике в пятницу вечером.
Томас Рённинген застыл перед следователем. Дождь стучал по уличному водостоку. Этот звук, обычно успокаивающий, никак не повлиял на гостя.
– К делу это не имеет никакого отношения, – сказал он наконец.
– Это имеет прямое отношение к делу, – возразил Вистинг. – У вас больше нет алиби. Напротив, вы находились поблизости от места преступления. То, что вы об этом утаили, выставляет вас в крайне невыгодном свете.
Вистинг мог видеть, как на лице ведущего ходят желваки.
– Вы ошибаетесь, – выпалил Рённинген и схватил со стола мобильный и ключи. – Меня в чем-то подозревают?
– Мы можем привлечь вас за дачу ложных показаний, – спокойно сообщил Вистинг и достал распечатки о проезде по платным дорогам. Разложил их перед ведущим и указал на разделы с именем владельца и временем: «20:17 Томас Рённинген».
Несмотря на многолетние исследования, не существовало стопроцентного метода отличить правду от вымысла с помощью языка тела. Опыт Вистинга подсказывал, что лжецы прячут глаза, ведут себя неспокойно, трогают себя за нос или кашляют чаще тех, кто говорит правду. Однако единственное, что может вывести их на чистую воду, – это доказательства. Из этой западни Рённингену было не выбраться. Все пути были закрыты.
Несмотря на то что сигналы тела о неправде нельзя истолковать с абсолютной уверенностью, реакцию тела на то, что ложь раскрыта, увидеть проще.
Рённинген обмяк на стуле и потряс головой.
– Я могу объяснить, – сказал он.
Эти три слова Вистинг часто слышал от многих, сидевших на этом стуле. Следователь ничего не ответил, просто ждал продолжения.
– Я был в Ларвике, но не у себя в доме.
– Что вы здесь делали?
Томас Рённинген встал, подошел к окну, развернулся и шагнул обратно к стулу.
– Ее зовут Иселин Арчер, – произнес он, не двигаясь с места.
Вистинг узнал имя. Это была молодая художница, получавшая много внимания не из-за своего творчества, а из-за того, что вступила в брак с Юханнесом Арчером, инвестором в недвижимость, медиамагнатом, миллионером, бывшим намного старше ее. Эта пара таких разных людей жила в Невлунгхавне, где они перестроили здание закрытой креветочной фабрики в дом с художественным ателье. Иселин Арчер регулярно проводила там вернисажи и другие приемы, о которых потом с надлежащим уважением писали журналисты.
