Ада облачилась в накидку, подхватила свой фехтовальный зонтик и отправилась на крышу.
Стояла чудесная прозрачная ночь, молодая луна освещала богато украшенные каминные трубы, отбрасывавшие причудливые тени на покатую черепицу.
Ада вперила взгляд в маленькую башенку над центральным куполом Грянул-Гром-Холла. Ее оконце было темно – значит, Люси Борджиа еще не вставала.
Лишь тогда она обратила внимание на странный предмет, промелькнувший на фоне луны. Ада пригляделась. Предмет рос по мере приближения. Да это же монгольфьер! В отблеске языка пламени, вырвавшегося из горелки, она успела разглядеть три фигуры. Белолицые и темноглазые, они высматривали что-то внизу. Как только воздушный шар поравнялся с крышей, одна из фигур высунулась из корзины.
– Эй, девочка! – закричала фигура, обращаясь вниз к Аде. – Скажи: это часом не Грянул-Гром-Холл?
– Дом, где обитает знаменитый певец велосипедизма, лорд Гот! – добавила другая фигура, поправляя очки.
– Да, это Грянул-Гром-Холл, – подтвердила Ада, делая шаг назад и покрепче сжимая зонтик, потому что воздушный шар опустился еще ниже, проплыв над четырьмя «Братьями Гримм и сестрами Джолли». – А лорд Гот – мой отец.
– Так ты, значит, и есть юная Гот, – произнесла мягким, обволакивающим голосом третья фигура, обряженная в огромный пудреный парик и черный шелковый шарф.
Присмотревшись, Ада обнаружила, что корзина доверху забита разнообразной бакалеей: длинными хлебами, бутылками золотистого масла, копчеными колбасками, перевязанными крест-накрест. То, что не помещалось внутри корзины, висело снаружи, в притороченных мешках.
– Дидье Дангль и Жерар Доппельмусс, ночная бакалея, – важно произнес человек в очках.
Похоже, он тоже носил парик, но Ада не была в этом уверена.
– А это – наш пилот, мадам Панта Грюэль.
Все трое медленно кивнули и холодно посмотрели на Аду. Никто не улыбался. Шар тем временем перевалил через «Старого куряку», и Ада услышала из корзины какое-то сопение.
– Мы должны кое-что доставить, – сказал Дидье Дангль, – участникам конкурса кондитеров.
Он взглянул на листок «Лондонского обозрения», зажатого у него в руке, и продолжил:
– Насколько нам известно, это самые выдающиеся кулинары на свете.
– Крестон Крутч действительно очень хорош, – согласилась Ада. – Насчет остальных сказать я ничего не могу, но выглядят они впечатляюще.
– Вот здорово, – прошелестела мадам Панта.
Потом снова отвернула горелку, послав внутрь баллона сноп желтого пламени. Шар начал подниматься.
– Мы доставим наши товары к… черному ходу, – сказал Жерар Доппельмусс, причем на слове «черный» голос его заметно дрогнул. – И адье. Доброй ночи, мадемуазель Гот, – добавил он чопорно.
Ада проследила взглядом, как воздушный шар оторвался от крыши, залетел за купол и пошел на снижение в сторону восточного крыла, где располагались кухни, и скрылся из вида.
Затем повернулась и увидела голубка, севшего рядом с ней на крышу. Послание на его лапке гласило:
Аде стало немного досадно. Она очень ждала урока зонтичного фехтования. А еще ей хотелось бы знать, как ее гувернантка отнесется к «Ночной бакалее». Что-то ей эти бакалейщики не нравились.
Она вскарабкалась на «Антония и Клеопатру», одну из своих любимых труб. Аде нравилось сидеть на каменном сфинксе, растянувшемся у ее двойного основания. Но не успела девочка, встав на цыпочки, залезть к нему на спину, как из «Антония» высунулась перепачканная сажей голова.
– Так и знал, что тебя здесь найду, – произнесла она радостно.
Ада просияла. Кингсли-трубочист!
Он выбрался из трубы и сложил пару щеток, прикрепленных к его лопаткам на манер крылышек. Затем достал пятнистый платок, утер руки и лицо и уселся сфинксу на спину рядом с Адой.
– Ну, как там Гармоническая теплица? Нарыли что-нибудь новенькое? – поинтересовался он.
– Мы взяли черенок у дерева Тумтум, – похвасталась Ада. – И он, похоже, хорошо прижился. Я думаю, ему нравится, когда мы с Эмили с ним разговариваем.
– Странно…
– Ничуть! Мы восхищаемся тем, какие у него морщинистые листья и бугристый ствол…
– Да я не про дерево! – Кингсли указал рукой на «Старого куряку». – Я вот про это.
Ада проследовала взглядом. Из скособоченной каминной трубы выбивалась струйка дыма.
– «Старый куряка» много лет как не используется, – пояснил Кинсли. – Схожу-ка я лучше проверю.
– Можно мне с тобой? – немедленно спросила Ада. – Куда ведет «Старый куряка»?
Кингсли медленно сполз со спины сфинкса, встал, на ноги и задумчиво почесал в голове.
– Если мне не изменяет память, он ведет к одной старой печке… – глаза его сузились, – в Безвинных погребах!
Кингсли скатывался по перилам так же лихо, как и Ада, если не лучше, так что в выложенном мрамором парадном зале Грянул-Гром-Холла они оказались в считанные мгновения. Пока они пробирались через целый лес статуй, загромождавших просторное помещение, Ада внимательно вглядывалась в каждую из них: а вдруг это снова замаскированный лорд Сидни? Лишь насчет трех Граций, четко выделяющихся в лунном свете, льющемся из стекол на куполе, она могла быть уверена: нет, это точно не он. Прямо за ними, на том самом месте, где Ада днем столкнулась с Мальзельо, и открывался проход к Безвинным погребам. Это была небольшая арка, за которой узкие ступени вели во тьму. Скульптурное изображение облысевшего волкодава Пиджея мрачно смотрело на Аду сверху вниз из замка – центрального камня арочного свода. Ада старалась не замечать его. Кингсли вынул свечу из настенного канделябра, поднял ее над головой, и они углубились в подвалы.
