— Да-да, — ответил Бонвилан. Необходимость вовлечь в дело часового раздражала его; нужно будет при первой же возможности избавиться от него. — Ты услышал выстрелы и вошел. Видишь, что здесь произошло? Они застрелили друг друга. Никаких выводов от тебя не требуется. Просто расскажешь, что увидел.
Часовой медленно кивнул, хотя уже не в первый раз получал эти несложные инструкции.
— Расскажу, что увидел. Да, маршал. А вы не убьете меня?
— Конечно, нет, Малдун. На тебе красный крест. Я не убиваю своих гвардейцев.
На лице Малдуна возникло выражение откровенного облегчения.
— Рад слышать. Спасибо, маршал, за то, что позволяете мне продолжать мою жалкую жизнь.
Бонвилан с трудом подавил желание прервать жалкую жизнь Малдуна немедленно.
— А теперь уходи и подними тревогу.
Малдун истово закивал.
— Да, маршал. Конечно. Но кто этот мальчик у вас за спиной, сэр?
Бонвилан удивленно замигал.
— Прошу прощения?
Конор был сообразительный молодой человек, и ему не понадобилось много времени, чтобы понять, что происходит. По-видимому, Виктор был не только домашним учителем, но и шпионом короля Николаса. Бонвилан, надо полагать, подслушивал за стеной, дожидаясь, пока их заговор созреет, с намерением положить ему конец, прежде чем прикончат его самого. Но при чем тут пистолет Виктора?
В голове зазвучал ворчливый голос учителя: «Ради бога, мальчик! Неужели это не очевидно?»
Конор побелел как мел. Конечно. Оружие Виктора. Значит, и преступление совершил Виктор.
Когда Бонвилан входил в дверь, у Конора уже возникли зачатки плана. Он ворвется следом, всего в двух шагах позади маршала, и криком предупредит Виктора. Тот наверняка среагирует быстро и без труда обезоружит Бонвилана.
Он был на середине лестничного пролета, когда прозвучал первый выстрел. Так быстро? Так быстро? Кто получил пулю? Может, король Николас выстрелил первым? Тогда все хорошо. Лишь один выстрел, в конце концов. Один выстрел — один человек.
Он продолжал подниматься, но теперь более настороженно. Ему не улыбалось, чтобы король или учитель застрелили его как предателя. Они, конечно, будут нервничать, ожидая появления людей Бонвилана. Да и необходимость предостерегать кого бы то ни было теперь отпала. Слишком поздно.
Конор остановился в дверном проеме, щурясь от яркого света. Глаза снова обрели способность видеть как раз в тот момент, когда Бонвилан застрелил бросившегося на него Виктора.
Конор потерял дар речи, когда разглядел открывшуюся ему живописную, но от этого еще более жуткую картину. Король мертв. Виктор тоже. Ужасно. А Бонвилан ухмыляется и разговаривает сам с собой, точно безумный. Потом он вкладывает пистолет в руку Виктора. Нет, эти события не могут происходить на самом деле; они скользят по поверхности реальности, словно камни, пущенные вдоль морской глади. Ночной кошмар, вот что это.
Послышался стук в дверь, и вошел часовой. Конор узнал его по тем временам, когда странствовал по коридорам замка с Изабеллой. Олух, ставший караульным благодаря связям. Однако человек тем не менее, и, следовательно, нужно его предостеречь.
Конор набрал в грудь воздуха, чтобы крикнуть, и тут часовой заговорил с Бонвиланом. Этот человек участвовал в заговоре! Бонвилан ускользнет от правосудия, никаких сомнений. Король мертв, и память Виктора будет очернена. Невыносимо!
Нужно каким-то образом помешать осуществлению этого заговора. Нельзя допустить, чтобы Бонвилан добрался и до Изабеллы. Низко пригнувшись и прячась за мебелью, Конор подполз к Виктору. Тот лежал на боку. Глаза широко распахнуты с выражением удивления, на губах пузырится кровь. Мертв. Мертв. Конор изо всех сил сдерживал слезы. Чего в такой ситуации ждал бы от него Виктор? А отец? Чтобы он помешал этому заговору. В нескольких сантиметрах от его руки лежал заряженный пистолет, и он провел немало времени, обучаясь стрельбе.
Внезапно Виктор несколько раз моргнул, его взгляд сфокусировался; ему было даровано еще мгновение жизни.
— Не делай этого, мальчик, — прошептал он, сразу же оценив ситуацию. — Башня Мартелло в Килморе. Найди и сожги ее. Бонвилан не должен узнать наши секреты. Ключ у орла. А теперь уходи. Уходи!
Конор кивнул. Сейчас слезы обильно стекали по щекам, капали с носа и подбородка.
«Башня Мартелло. Килмор. Сожги ее. Уходи».
Возможно, он и впрямь ушел бы, избавив себя от долгих лет страданий, если бы в этот момент француз не испустил последний вздох.
«Мертв. Теперь уж точно».
Конор был в шоке. Потерять друга и наставника дважды на протяжении нескольких минут! Они никогда не полетят вместе. Они никогда не полетят.
Брокхарт в нем взял верх, отпихнув в сторону ученого. Виктор пытался защитить его, но в этом не было нужды: Конор владел всеми видами боевого оружия, включая азиатское и индийское.
Он вытащил кольт из руки Виктора. Прикосновение перламутровой рукоятки к ладони вызвало ощущение уверенности и одновременно сердечной боли. Тысячу раз он вертел в руках этот пистолет, слушая, как Виктор бранит его за самонадеянность.
Он снова повертел его, стараясь успокоиться, и проверил барабан. Осталось пять выстрелов. Хватит, чтобы ранить. Конор встал. Слезы на лице быстро высыхали.
Первым его заметил часовой.
— Но кто этот мальчик у вас за спиной, сэр? — тупо спросил он.
Бонвилан медленно обернулся, успев придать лицу огорченное выражение.
— Ах, юный Брокхарт! — сказал он таким тоном, словно ждал появления Конора. — Какая ужасная трагедия.
Конор нацелил кольт в грудь Бонвилана; достаточно крупная мишень.
— Я все слышал, маршал. И видел, как вы застрелили Виктора.
Бонвилан перестал притворяться. Его лицо снова стало прежним: острые углы и тени.
— Никто тебе не поверит.
— Кое-кто поверит. Мой отец, например.
Маршал задумался.
— Знаешь, ты, возможно, прав. Это означает, что я должен убить и тебя — если ты не убьешь меня.
— Я могу сделать это. И вон того олуха тоже.
Конор взвел курок.
— Уверен, что можешь, теоретически, однако время теорий кончилось. Это не тренировочная площадка, Конор: мы на войне.
— Стойте, где стоите, маршал. Кто-то наверняка слышал выстрелы. И они вот-вот придут.
— С такими-то стенами? Нет. Никто не придет.
Конор понимал: это правда. Виктор рассказывал ему, что как-то вечером они с Николасом испытывали фейерверки на каминной решетке и ни одна душа во дворце ничего не услышала.
— Ты, солдат! Положи ружье и сядь в кресло.
