Между тем в настоящий момент дела на острове шли совсем неплохо. Воздушные шары во время коронации имели небывалый успех, и Бонвилан благоволил к нему. Вскоре Биллтоу почти наверняка ожидало повышение. Вот тогда, в своем новом положении, он, возможно, сумеет контрабандой переправить с острова некоторое количество алмазов и в результате уплывет первым классом на пароходе в Нью-Йорк.
А до тех пор он должен молиться всем богам, чтобы маршал Бонвилан не разглядывал слишком уж внимательно бородатого юнца, которого Биллтоу бросил в камеру Конора Финна. Парень был примерно того же возраста и сложения, с тем же цветом волос. После того как его несколько раз хорошенько избили, у него появился тот же загнанный и потрепанный вид. Если не вглядываться, просто один к одному. Биллтоу надеялся, что Конор Финн был просто заложником, а не человеком, который действительно что-то знал, потому что если он что-то знал и маршалу потребуется эта информация, то ему придется искать ее где угодно, высоко в небе или глубоко под водой, только не в камере Конора Финна.
Внезапно Биллтоу осенила идея.
«Нужно отрезать подставному молодчику язык. Сказать, что это произошло во время драки с Маларки. Маршал не сможет возложить ответственность за это на меня, поскольку сам приказал натравить Маларки на парнишку».
Это, в понимании Биллтоу, была превосходная идея, гораздо лучше, чем огороды со сведой и воздушные шары во время коронации. Или двенадцатизарядный револьвер, если уж на то пошло, который обернулся пустой тратой золота. Оружейный мастер из Килмора, друг Биллтоу, чуть не лишился пальца, пытаясь создать это оружие.
«Отрежу этому парню язык, как только вернусь», — решил Биллтоу, похлопывая по сапогу, чтобы убедиться, что его добрый нож на своем месте.
Чрезвычайно довольный новой идеей, Биллтоу выпустил через проверченную им дырку последнюю струйку дыма и загасил сигарету о плитку, которую хранил в землянке специально для этих целей. Оставив дверь слегка приоткрытой, чтобы выдохся запах дыма, он выбрался во тьму, словно труп, поднимающийся из могилы.
«Отрезать этому двойнику язык будет не только полезно, но и улучшит настроение».
Обычно Биллтоу по возвращении какое-то время подпирал стену у подножия лестницы, а потом поднимался наверх, делая вид, будто просто выходил подышать свежим воздухом. Никто не осмеливался призвать его к ответу, в особенности после коронации. Теперь Артур Биллтоу стал важной персоной.
«Для тебя, Пайк, я теперь мистер Биллтоу», — часто повторял он в последнее время.
Вечер был хмурый, ни одна звезда не подмигивала сквозь плотные облака. В электрическом освещении зубцы стены окутывала оранжевая дымка. Биллтоу использовал эту оранжевую линию как свет маяка, на который легко ориентироваться. Под покровом темноты он шел по траве и, судя по тому, как все обернулось, чересчур быстро, потому что вдруг поскользнулся на заросшем мхом участке и хлопнулся на спину с такой силой, что аж дух вышибло.
Биллтоу лежал на спине, тяжело дыша и хватая ртом воздух, когда внезапно облака разошлись и между ними серебряной гинеей засияла луна. Когда Биллтоу восстановил дыхание, губы его расплылись в улыбке, поскольку наконец-то, после многих лет, он смог различить на луне человека, о котором столько болтали. Наверное, это был ангел, потому что до сих пор Биллтоу не видел ничего, кроме темных пятен.
«Надо же! В первый раз я вижу лицо. И собираюсь отрезать пленнику язык. Поистине счастливый день».
Потом, по-прежнему сквозь щель в облаках, проявилась какая-то фигура. Человек с крыльями. Летящий.
Это было так странно, так немыслимо, что вначале Биллтоу даже не удивился.
«Человек с крыльями птицы. Ангел в черном».
Ангел резко накренился вправо, чтобы не проскочить мимо острова, и начал спускаться, описывая плотную спираль. В конце концов Биллтоу смог не только разглядеть, но и услышать то, на чем он летел. Оно скрипело, хлопало, било крыльями, и похожее на человека создание сражалось с ним, будто объезжая огромного норовистого орла.
«А-а, понятно, что происходит», — сказал себе Биллтоу.
Артур Биллтоу за всю жизнь прочел всего две книги: «Самые ужасные лондонские убийцы», которую он нашел чрезвычайно поучительной; и «Благородный индеец», которая, как надеялся Биллтоу, должна была содержать красочные описания массовых убийств и скальпирования поселенцев, но на деле обернулась всесторонним исследованием индейской культуры. Биллтоу чуть не бросил эту книгу в огонь, но воздержался; как-никак она стоила несколько шиллингов. В одной главе там описывалась палатка под названием «парильня»,
[90]
где индейцы потели и окуривали себя дымом до тех пор, пока не появлялся их духовный наставник.
«Моя землянка вроде этой «парильни». А теперь появился мой духовный наставник».
Сооружение быстро опускалось, треща крыльями, когда воздух наполнял их, словно паруса. Казалось, ангельское создание вот-вот разобьется о скалы — как воробей об окно; зрелище, всегда казавшееся Биллтоу забавным, — однако в последнее мгновение оно вздернуло нос своего аппарата, спланировало и мягко приземлилось. По инерции пробежало еще дюжину шагов и в конце концов сумело остановиться.
Биллтоу в ужасе смотрел снизу вверх на неземное создание, слабо вырисовывающееся над ним. Лунный свет создавал ореол вокруг его головы. Оно находилось достаточно близко, чтобы можно было нанести удар. Но какой в этом смысл? Такое создание не убьешь.
Оно было одето во все черное, с верхушки кожаного шлема до кончиков сапог для верховой езды высотой по колено. Лицо прикрывали защитные очки и плотно обхватывающий рот шарф. Дышало оно прерывисто, грудь тяжело вздымалась.
Что-то поблескивало на груди ангела. Какая-то эмблема. Буква «А» и два раскинутых в стороны золотистых крыла. Может, это и означает ангел?
Артур Биллтоу всем сердцем желал замереть и не издавать ни звука. Он снова почувствовал себя семилетним мальчиком в дублинском переулке, прячущимся в водяной бочке от пьяной старой карги, которая охотилась за шестипенсовиком
[91]
в его кармане. Сейчас его жизнь стоила не больше, чем тогда. Это создание могло убить даже взглядом. Как же ему хотелось зарыться в траву, словно в одеяло, и спать до тех пор, пока это устрашающее летучее создание не исчезнет!
«Только не хнычь, — говорил он себе. Хныкать в минуты опасности всегда было его слабостью, что не раз кончалось синяками. — Сдержись, Артур, мальчик мой».
Он, возможно, справился бы с собой, если бы создание не вытащило из ножен саблю и не начало втыкать ее в мать-землю, как будто задавшись целью изранить ее. Каждый укол приближал его к тому месту, где, дрожа, лежал Биллтоу.
